О том, мешает ли биоэтика развитию технологий и в каких сферах медицины намечается серьезный прогресс, отделу науки «Газеты.Ru» рассказал Кирилл Каем — вице-президент, исполнительный директор кластера биомедицинских технологий Фонда «Сколково».
— Недавно вы выступали на 2-м национальном конгрессе по регенеративной медицине. Скажите, а на что, в первую очередь, направлена регенеративная медицина — на улучшение качества жизни или на увеличение ее продолжительности?
Кирилл Каем. Фото: Sk.ru.
— В медицине одно без другого не бывает, но на текущий момент регенеративная медицина направлена, в первую очередь, на лечение, на помощь пациентам с патологией некоторых органов и тканей. И мы рассматриваем регенеративную медицину не в качестве продления жизни здоровым людям, а в качестве помощи пациентам и улучшения их жизни.
— С регенеративной медициной связан ряд острых этических вопросов: например, существует мнение, что женщины будут активно производить эмбрионы для продажи. А вообще биоэтика, на ваш взгляд, сильно мешает прогрессу?
— Нет, не очень. Потому что неверно рассматривать только эмбрион как источник клеток, используемых для регенеративной медицины. Эмбриональные клетки — это только один из источников материала. Существует масса проектов, в которых мезенхимальные стволовые клетки получают после определенной обработки других клеток из тканей взрослого человека. Наиболее часто используют клетки жировых тканей человека. Но есть и другие, более экзотические варианты. Например, у нас в «Сколково» есть проект,
который занимается получением клеток, пригодных для регенеративной медицины, из клеток зуба. Поэтому эпителиальные клетки из эмбриона — это не единственный источник.
К тому же сейчас семьи, которые хотят завести потомство, могут закладывать в биохранилище собственные стволовые клетки будущего наследника, получаемые из пуповинной крови. Для этого необходимо договориться с медицинским учреждением, которое принимает роды. Услуга достаточно широко распространена. Эти клетки могут долго храниться, к тому же они являются собственными стволовыми клетками, идеальными для будущего применения, по мере развития регенеративных технологий, когда младенец вырастет.
Таким образом, утверждение, что единственный источник для регенеративной медицины — это эмбрион, является ложным. Регенеративная медицина — это еще и масса других направлений — биопечать, развитие матриксов для засева клеточным материалом и создания органов «на замену».
— Каких успехов в области регенеративной медицины человечество добилось в последние годы?
— Очень сильно и быстро развивается вопрос, связанный с матриксами — синтетическими, или из коллагена. Сейчас ученые научились очень хорошо обрабатывать натуральный коллаген, убирая оттуда чужеродные белки и, таким образом, снижая все побочные эффекты, связанные с отторжением тканей. Я сам держал в руках соединительнотканную матрицу сердца, так называемое «сердце-призрак», которое состоит только из неимунногенной соединительной ткани. Это каркас из тончайших белых нитей, за что этот матрикс и получил такое название.
Активно подтверждаются научные данные, связанные с тем, каким образом регулировать дифференциацию стволовых клеток. Ведь недостаточно использовать стволовые клетки, надо обеспечить нужные сигналы для того, чтобы стволовые клетки начали дифференцироваться, превращаясь в нужные органы и ткани.
На животных уже видны серьезные позитивные сдвиги в экспериментах, которые связаны с регенерацией, например, спинного мозга.
В одном из ведущих американских институтов в Хьюстоне я разговаривал с человеком, который всю жизнь занимался искусственными органами, в том числе механическим сердцем, клапанами. Этот убеленный сединами ученый с ноткой разочарования признал, что из-за прогресса в области регенеративной медицины направление по развитию механических органов заходит в тупик. Весьма вероятно, что количество пациентов, которым потребуется искусственное сердце, будет значительно сокращено в следующие 20-30 лет. Проще будет «зарастить» дефект сердечной мышцы при помощи технологий регенеративной медицины, а то и вырастить полностью новый орган.
Пока мы находимся только на начальной стадии технологии. Ученые в рамках эксперимента уже печатают простые функционирующие органы животных, такие как трахея, мочеточники, пищевод. Сейчас эксперименты активно двигаются дальше, чтобы печатать более сложные органы, например железы, способные вырабатывать гормоны. В рамках клинической экспериментальной практики, я надеюсь, к этому мы сможем подойти в ближайшие 7-10 лет.
— Какие страны на сегодняшний день являются лидерами в разработке регенеративных технологий?
— Эти страны традиционны для биомедицины: с большим отрывом идет США, дальше Япония, Европа.
— А Россия?
— В России у нас такого рода работы ведутся в нескольких ведущих институтах. Также с этой тематикой работают некоторые стартапы «Сколково» при нашей поддержке. Один из них — «Регенекс» — компания, которая борется против рассеянного склероза. Она в рамках исследований работает с пациентами по решению этического комитета. Мы знаем, что в крови есть клетки, влияющие на иммунный ответ. И врачи берут эти клетки, соответствующим образом обрабатывают, изменяют их «настройки», после этого амплифицируют (увеличивают их количество) и вводят их пациенту.
Это замедляет развитие симптоматики рассеянного склероза, позволяет существенно улучшить качество жизни пациента.
Есть еще у нас проект, который относится больше к научной части — «3D Bioprinting Solutions» занимается созданием биопринтеров. Уникальная система печати позволила напечатать функционирующую железу мыши, продуцирующую гормоны. И это уникальное достижение российского стартапа.
«3D Bioprinting» — одна из 5-7 компаний в мире, способных создавать биопринтеры такого класса.
— Существует мнение, что развитие регенеративной медицины приведет к увеличению разрыва между богатыми и бедными — ведь новые органы будут стоить очень дорого. Что вы можете сказать по этому поводу?
— Это вопрос не к технологиям, а к экономическим моделям, по которым человечество будет существовать. Качественная медицина, вне зависимости от того, какая она — регенеративная или классическая, всегда стоит дорого. Например, современные препараты против онкологических заболеваний весьма дорогие уже сейчас. Это связано с тем, что эффективные препараты направлены на очень узкую патологию, на небольшое число пациентов, при этом разработка такого препарата обходится в несколько сотен миллионов долларов. И понятно, что компании, вкладывающие такие деньги в разработку, вынуждены думать об окупаемости.
Регенеративная медицина в большей части это персонализированный подход. То есть это лекарство или манипуляция, которая создается индивидуально для каждого пациента. Такой подход, увы, не будет дешевым.
Будет ли здоровье зависеть от состоятельности пациента определяется финансовыми моделями компенсации затрат на здравоохранение. При разумных подходах общества к этим вопросам — когда будет развиваться страхование, софинансирование со стороны населения, изменение отношения людей к вопросам собственного здоровья — эта проблема будет решена.
Хотя нельзя отрицать сложный этический вопрос с точки зрения продления жизни не пациенту, но здоровому человеку. Можно порассуждать об отдаленном будущем, когда элита, у которой есть деньги, может жить значительно дольше за счет обновления и замены органов при помощи регенеративных технологий. Но это слишком далеко от сегодняшних реалий.
— В каких еще сферах, кроме регенеративной медицины, намечается серьезный прогресс?
— Информатика в сегменте «больших данных» – компьютерной аналитической обработки генетических и клинических данных. Это направление позволяет быстрее разрабатывать лекарства и сделать лечение пациентов значительно более эффективным. У России, благодаря хорошим компетенциям в IT, в математике, в системной биологии в этой сфере очень хорошие шансы. Еще на острие интереса сейчас находится генная терапия – лекарства, которые воздействуют непосредственно на геном человека.
Она идет по двум направлениям: первый — соматическая генная терапия, когда мы генетический дефект замещаем в каком-то органе или ткани при помощи определенного белка.
Такие препараты есть в клинических исследованиях, некоторые выходят на рынок. Второе направление — фетальная генная терапия. Это направление сложнее с этической точки зрения. Врачи должны на ранних стадиях развития эмбриона скорректировать геном, чтобы убрать ошибку системного развития, которая приведет к болезни. Пока эксперименты были проведены только на животных — и с неплохими результатами. Недавно в Великобритании было выдано разрешение на научную работу с эмбрионами человека.
С технической точки зрения такая генотерапия возможна уже при нашей с вами жизни.
Думаю, постепенно мы будем подходить к клиническим испытаниям корректировки тяжелых наследственных заболеваний. Однако всегда, когда речь идет о корректировке генетики, возникают этические вопросы: можно доиграться до попытки создания Homo Perfectus, «человека совершенного», или есть риск развития «под заказ» признаков, которые раньше не относились к нормальной человеческой природе.
Другой большой тренд в медицине, связан с роботоассистированной хирургией. Врач оперирует пациента, управляя машиной, роботом-манипулятором. Можно оперировать органы с очень сложным доступом, куда руками добраться невозможно. При этом хирург может видеть операционное поле и точно манипулировать на нем с гигантским масштабированием. Это направление активно развивается во всем мире и, в том числе, у нас в Фонде «Сколково» один из стартапов разрабатывает робото-хирургический комплекс нового поколения.
— Вы уже упомянули «Регенекс», а какие еще успешные проекты есть в биомедицинском кластере Фонда «Сколково»?
— На сегодня кластер поддерживает более 290 проектов. Масса проектов в области разработки лекарственных средств, особенно против онкологических заболеваний. Есть уникальные проекты в области диагностики. Например, проект «ДРД», который занимается диагностикой, связанной с обнаружением микроинсультов и травм мозга. Эти вещи очень часто пропускаются, а потом имеют серьезные последствия. Коллеги разработали ряд маркеров, которые позволяют этот процесс отслеживать, при этом не требуют сложного лабораторного оборудования.
Другие интересные проекты — в области биоинформатики. Благодаря сложному математическому анализу геномных и транскриптомных данных пациента, резиденты «Сколково» научились подбирать правильный набор специфических препаратов персонализировано для лечения онкологических пациентов. Пример таких успешных компаний — «Первый Онкологический Научный Консультационный Центр» и «Росгендиагностика».
Источник: gazeta.ru