Несколько снизившийся в начале 2012 года темп обсуждения и реализации институциональных преобразования в ракетно-космической промышленности (РКП) подталкивает к концептуальным размышлениям.
Каковы все же факторы, обуславливающие подготовку, упорное продвижение и принятие (или непринятие) тех или иных структурных моделей, будь то различные конфигурации «крупногабаритных» интегрированных структур РКП или варианты распределения полномочий между федеральными органами исполнительной власти, работающими в сфере космической деятельности (КД)? По нашему глубокому убеждению, именно «архитектоника» интересов и подземных течений, определяющих интересы участников КД, определяет и облик соответствующих программ, государственное и корпоративное целеполагание, особенности реализации цепочек ценности (value chains) и программ международного сотрудничества.
Каковы же основные направления и тонкости современной динамики взаимодействия участников КД?
На протяжении последних пяти-десяти лет российские аналитики и визионеры вслед за коллегами на Западе говорят о системном феномене «Космоса 2.0», отмечая рост участия частного бизнеса в реализации космических программ. Отличительная особенность «Космоса 2.0» – активный захват частными игроками новых ролей и этапов жизненного цикла космических проектов, постепенный их переход от роли субподрядчика государственных агентств к роли генерального подрядчика, и в конце концов – к позиции инициатора и оператора коммерческих космических проектов. До сих пор частным сектором осуществляется преимущественно трансляция существующих в сфере высоких технологий бизнес-моделей в сферу космической деятельности. Традиционны различные модели связного бизнеса, реализуемого как на Земле, так и в космосе. Уже сегодня успешно транслирована и продолжает развиваться в околокосмической деловой среде бизнес-модель экстремального туризма. Прямо сейчас успешно протекает трансляция модели грузопассажирских авиационных перевозок в сферу логистики американского сегмента Международной космической станции (программы NASA COTS и CCDev). Недавно о планах реализации в космосе модели коммерческого освоения природных ресурсов заявила американская же компания Planetary Resources, намеревающаяся извлекать прибыль из использования минеральных ресурсов астероидов. На ближайшей повестке дня – вызревание бизнес-моделей, обеспечивающих извлечение прибыли за счет информационного обеспечения страхования различных рисков (коммерциализация различного рода «предсказания землетрясений» из космоса).
Интересно, однако, следующее. Создаст ли мировой частный бизнес уникальные бизнес-модели, характерные только и исключительно для космической деятельности, или ограничится продолжением трансляции привычных подходов на «новый океан Земли»? Потенциальными кандидатами на титул уникально космических бизнес-моделей являются, например, модели, основанные на возможностях глобального мониторинга объектов и явлений, возможно - модели, связанные с отражением глобальных угроз человечеству, включая засорение околоземного космического пространства и астероидно-кометную опасность. Отметим, что, хотя коммерциализация противоастероидной обороны представляется совсем уж заоблачным предположением, известны примеры западных компаний, строивших в свое время планы, по крайней мере, поставок оборудования и услуг в рамках соответствующих проектов.
Как преимущественно западное концептуальное осмысление «Космоса 2.0», так и преимущественно российская дискуссия о роли бизнеса и государства (особенно характерно представленная, на наш взгляд, в выступлениях представителей Роскосмоса и промышленности на осеннем форуме «Открытые Инновации» 2012 г.) наводят в конечном итоге на мысль о подмене понятий. Почему-то в США, например, все уверены, что частная компания Элона Маска SpaceX и реализуемые Маском программы создания ракет-носителей и космических кораблей есть наиболее яркий образец «Космоса 2.0», а создание ракет-носителей и космических кораблей ровно в той же мере частными Boeing и Lockheed никакого нового слова в экономике собой не представляют. В России же «государство» в космонавтике представляет собой, по сути, сложный конгломерат взаимопроникающих Роскосмоса, профильных ФГУПов и преимущественно государственных ОАО, а «частник» представлен в подавляющем большинстве либо предприятиями второй-третьей кооперации, либо «командой Ирки Д.» - геоинформационными и телекоммуникационными операторами и интеграторами, работающими в сфере использования результатов космической деятельности (отсюда «ИРКД»). Лишь недавно, с анонсом далеко идущих планов сколковских резидентов «Спутникс» и «Даурия» появилась некая надежда на развитие классического «Космоса 2.0», то есть проникновения частного сектора на «верхние этажи» создания и целевой эксплуатации космических средств.
Тем не менее, ситуация «на Западе» и в России нам представляется глобально похожей – если только не ставить во главу угла «секторный» аспект, то есть вопросы собственности на средства производства, определяющие принадлежность того или иного предприятия или организации к государственному или частному сектору экономики. Выдвинем нетривиальный тезис. На наш взгляд, основополагающей тенденцией, определяющий динамику институционального, организационно-экономического развития современной космонавтики является борьба за рынки и за влияние на государственное программно-целевое планирование двух больших групп, которые назовем для определенности Старая и Новая промышленность.
На Западе соответствующая институциональная динамика приобрела в последние годы формы пресловутого «Космоса 2.0». В российских околокосмических кругах противостояние Старой и Новой отражается во всех мезоэкономических дискуссиях последнего времени, проявляясь то в форме конкурентного столкновения вокруг того или иного государственного заказа, то во всплеске дискуссии о правомерности исполнения государственными организациями роли де-факто субъектов экономической деятельности.
Рассмотрим дальше некоторые общие аспекты взаимодействия Старой и Новой промышленности в России. Отметим при этом, что ситуация на Западе – прежде всего, в США – во-первых, естественно, интересует нас здесь в меньшей степени, а во-вторых, является в определенном смысле более «спокойной», поскольку у наших соседей по планете никакие тектонические сдвиги во взаимоотношениях участников космической деятельности между собой, с государством и с потребителями соответствующей продукции и услуг не приводят к существенным сдвигам в самом порядке госуправления и целеполагания в космонавтике, хотя определенная эволюция, естественно, происходит и здесь – надстройка движется за базисом, здесь ничего не поделаешь.
Обращаясь к американской литературе пятнадцати-двадцатилетней давности (в особенности хочется отметить книгу Роджера Хэндберга The Future of Space Industry: Private Enterprise and Public Policy 1995 года), отмечаешь до умиления схожие мотивы и внешние проявления происходившей в годы президентства Клинтона «смены вех» в американской космической деятельности и происходящей сегодня реформации российского космоса. Сопоставительный анализ, впрочем, оставим для более специфического исследования. Остановимся здесь на конкретных проявлениях феномена «двух промышленностей» здесь и сейчас.
В российской РКП Старая промышленность представляет собой совокупность «предприятий Роскосмоса». На начало 2012 г. – это 88 предприятий (29 федеральных государственных унитарных предприятий, 1 федеральное казённое предприятие, 1 федеральное государственное бюджетное учреждение и 57 акционерных обществ, в том числе – одно закрытое акционерное общество). Фирмы эти, конечно, разнятся в своем восприятии текущей экономической реальности, но в целом характеризуются единомыслием по целому ряду принципиальных подходов.
Предприятия Старой промышленности привыкли считать себя составной частью единой иерархически управляемой отрасли, в советские времена преимущественно ассоциировавшейся с Министерством общего машиностроения. Ценность подобного единства до сих пор доминирует в групповом сознании на самых высоких уровнях планирования и управления космической деятельностью. Лишь в исключительных случаях в обсуждениях и на деле проявляется необходимость выхода «из капсулы», формирования долгоживущих стратегических альянсов не только с представителями смежных отраслей (авиастроительной, приборостроительной), но и с зарубежными коллегами и партнерами. Несколько недавних примеров такого рода – обсуждение ИСС им.Решетнева и РКК «Энергия» стратегических альянсов по прикладной спутниковой тематике с Thales Alenia Space и EADS Astrium соответственно. Но в целом передаваемый из уст в уста «завет Афанасьева», по слухам, озвученный легендарным основателем Минобщемаша Юрию Коптева при создании тогда еще Российского космического агентства – «Юра, сохрани МОМ!» - в качестве ценностной установки и «мерила всех вещей» до последнего времени под сомнение никем из Старой промышленности не ставился.
Старая промышленность за редким исключением ориентирована на первоочередную реализацию госзаказа как необходимое условие существования основных предприятий. Деликатность момента заключается в том, что и в других странах соответствующие госзаказы занимают значимое, если не первоочередное, место в портфелях фирм аэрокосмической промышленности, в особенности, естественно, специализирующихся на оборонной тематике. Однако при этом институциональные заказчики (включая государственных) рассматриваются в мире как представители, безусловно, важного, возможно, даже ключевого, но все же сегмента общего рынка, на которых присутствуют и коммерческие, негосударственные заказчики. При этом никому не приходит в голову ставить под сомнение релевантность в данном случае таких основополагающих черт рыночной экономики как таковой, как конкурентность и разделение заказчика и подрядчика. В российской же Старой промышленности выполнение госзаказа до сих пор преимущественно противопоставляется работе на рынке, который рассматривается скорее как дополнительный маргинальный источник дохода (за исключением, возможно, экспортных поставок по отдельным конкурентоспособным направлениям – например, жидкостных ракетных двигателей или пусковых услуг).
В Старой промышленности не институциализирована конкуренция. Она не считается имманентной составляющей современной экономики, а применительно к конкретным направлениям создания и эксплуатации космических средств сплошь и рядом приобретает и в групповом сознании, и в публичных выступлениях форму «избыточности», «ненужного дублирования» и «междоусобицы» (последнее – в редких случаях конкуренции российских космических фирм между собой на международном рынке, в настоящее время – в основном на рынке пусковых услуг). Кроме того, стратеги и основные руководители Старой промышленности не верят в наличие сколько-либо значимых компетенций в области космической политики, стратегии и приоритетов деятельности за пределами собственного круга. До сих пор считается безальтернативным системное наследие Королёва и его соратников, когда цели и задачи космической деятельности определялись в инициативном порядке «снизу вверх», а затем одобрялись, согласовывались и легитимизировались Минобщемашем, различными подразделениями ЦК КПСС и Военно-промышленной комиссией Совмина СССР.
С тех пор, конечно, неоднократно делались попытки «перехвата целеполагания» и организации подготовки соответствующих документов и программ на базе головных предприятий РКП (ЦНИИмаш и пр.), но при этой, во-первых, целеполагание и космическая политика все равно оставались «внутри капсулы», а во-вторых, основной массив соответствующих планов все равно формировался – и продолжает формироваться – на основе обобщения заявок предприятий-потенциальных исполнителей. На уровне экономического базиса, причина тому – понятное желание обеспечить ресурсами конкретные предприятия внутри конкретного «периметра»; на уровне надстройки – упомянутое убеждение в эзотерическом характере национальной космической деятельности и сосредоточении соответствующих компетенций исключительно на предприятиях РКП. Упомянутые практики приводят, помимо прочего, в возникновении и сохранении полуофициального статуса «головных предприятий ракетно-космической промышленности», в реальной жизни по факту своего существования крайне затрудняющую возможность конкуренции даже внутри упомянутого «периметра».
Наконец, Старая промышленность крайне подозрительна к гипотетическим внешним стратегическим инвестициям, считает (возможно, и небезосновательно, основываясь, что называется, на IQ и горьком жизненном опыте), что цель любого внешнего инвестора, не отмеченного врожденной вовлеченностью в дела российского космоса – либо спилить исторические корпуса гигантов РКП и пустить дорогую московскую недвижимость под организацию луна-парков со всеми присущими атрибутами, либо ускоренно вытянуть весь массив остающихся стратегических секретов на Запад и избавиться от российских предприятий в качестве потенциальных конкурентов.
В отличие от сложившейся в основном в 1950-х – 1960-х годах Старой промышленности, промышленность Новая не может похвастаться столь же значимыми успехами, да и над российским ландшафтом пока произрастает лишь счетное число ее предприятий. Тем не менее, уже сегодня можно говорить об отличительных особенностях «новых». Прежде всего, российская Новая промышленность – собственно, как и большинство аналогов на Западе – строится на основе средств, реинвестированных из смежных или вообще сторонних отраслей промышленности. Например, все значимые участники складывающегося национального рынка навигационных услуг и решений происходят прежде всего из телекома, а не из ракетно-космической или смежной приборостроительной промышленности. «Даурия» Михаила Кокорича и ее «дочки» появились благодаря реструктуризации активов, сформированных ранее в ритэйле (розничная сеть «Техносила»). Небольшие пока дочерние компании ИТЦ «Сканэкс», разворачивающиеся под эгидой Сколково, представляют собой пример обратной вертикальной интеграции из сферы геоинформатики – получения, обработки и распространения космических снимков и создания соответствующего наземного оборудования. В ряде случаев предприятия Новой промышленности возникают на базе давно существующих «оппозиционных» вузовских и околовузовских лабораторий, в изменившихся условиях получивших доступ к государственным и частным институтам поддержки.
Сегодня Новая промышленность настаивает на равноправии в экономике «государства» и «не-государства», оспаривая явные или неявные преимущества предприятий Старой при реализации государственного заказа. По сути, Новая промышленность кардинально расходится со Старой в понимании роли и места государственного заказа, а главное – роли государства и его организаций как субъекта бизнес-процессов. По мнению Новой, необходимость поддержки равноправной конкуренции на основных рынках и развития отечественного предпринимательства должна «перевешивать» понятные стимулы поддержки предприятий Старой промышленности, до сих пор – см. выше – настаивающих на своей неотъемлемой интеграции с российским государством и требующих в ответ понятных бонусов и преференций. В результате, Новая промышленность полагает, что сможет работать гораздо эффективнее Старой не только в области оказания космических услуг (на что, в принципе, сегодняшний космический истеблишмент уже готов в основном согласиться), но и в части создания и целевой эксплуатации космических средств. Соответственно, представители Новой промышленности являются основными «возмутителями спокойствия» и в нормативно-правовом поле, требуя приведения основополагающих документов – преимущественно, кстати говоря, подзаконного характера – регулирующих космическую деятельность и космический рынок, в соответствие с реалиями национальной экономики первой четверти XXI века.
Проблема, однако, заключается в следующем. К сожалению, огорчительно существенная часть потенциала сегодняшней российской космонавтики связана не с ее реальными возможностями и мощностями, а с историческим наследием и позитивным восприятием в общественном создании, условно обозначаемыми заимствованным термином гудвилл. При этом практически весь гудвилл российской космонавтики исторически связан с гигантами Старой промышленности, будь то достижения пилотируемой космонавтики, создание ракетно-ядерного щита или полеты к Луне и планетам. Принципиально не так на Западе, во всяком случае, «по ту сторону пруда», в Соединенных Штатах и тяготеющих к ним демократиям: там исторический гудвилл ассоциируется прежде всего с идеей перемен, свободного предпринимательства… ну, а в силу глобальной айфонизации – и с инфокоммуникационнымыми технологиями тоже. В результате апелляция к общественному мнению, к социокультурной матрице за океаном однозначно срабатывают в пользу «новых» - последователей пионеров Запада и Эдисона, в то время, как у нас в стране «новых» успешных предпринимателей почему-то (почему бы?..) исторически, подспудно недолюбливают, а вот структуры, ассоциирующие себя с «созвездием Гагарина» и прочими неоспоримыми прошлыми успехами – исторически же ценят. Поэтому дорога Новой промышленности в российской космонавтике отнюдь не усеяна розами. Более того – активно обосновываемые новации типа пресловутой Госкорпорации демонстрируют популярность у истеблишмента принципиально противоположных ценностных установок.
Поднимаясь над схваткой, заметим, что в целом представители Новой и Старой промышленности склонны недооценивать различные стороны деятельности российского государства. Старые предпочитают не замечать необходимости поддержки здоровой конкурентной среды и частного предпринимательства как функции государства, не менее важной, чем запуск и эксплуатация космических аппаратов различного назначения. Новые – уже сегодня отказывают государству и соответствующим структурам в праве выступать субъектом экономической деятельности хотя бы в части создания и эксплуатации тех или иных технических средств, настаивая на необходимости максимального открытия соответствующих рынков. И та, и другая позиция не сбалансирована, другое дело, что точка зрения Старой промышленности сегодня, как сказал бы автор «Фермы животных» Оруэлл, «особенно несбалансированна». К чему приводит сосуществование Старых и Новых в современном российском космическом ландшафте?
В части отечественной глобальной навигации весома проблема стейкхолдеров и благополучателей. Навигационное поле сегодня (для «простых» пользователей) – практически «общественное благо». Несомненный позитивный эффект из широкой доступности сигналов GNSS, будь то GPS или ГЛОНАСС, извлекает и российское государство, и российская промышленность. Но в государстве – это не те ведомства, которые обеспечивают создание и функционирование ГЛОНАСС в его космической и системной части (собственно, не Роскосмос; в военной части, кстати говоря, соотношение между усилиями Минобороны по поддержанию системы и извлекаемыми военными положительными эффектами как раз очевидно). В промышленности же длящиеся блага из факта наличия группировки ГЛОНАСС извлекают принципиально не те предприятия, которые связаны с созданием и эксплуатацией космического сегмента. Они в этом смысле – чистые подрядчики. Получив от госзаказчика деньги за создание и эксплуатацию системы, «космические» (и околокосмические) компании идеологически, принципиально не извлекают затем доходов из факта наличия системы. Собственно GNSS (неважно, какую именно) невозможно «коммерчески оперировать». Любая коммерция на системном уровне здесь возможна только как работа на государство, реализующее идеи аутсорсинга, то есть контрактной передачи своих социально значимых функций коммерческим подрядчикам, в данном случае – операторам, обеспечивающим получение всеми желающими бесплатного навигационного сигнала. Вероятно, ситуация может измениться – но только если все знАчимые поставщики базового сигнала – США, Россия, немного погодя – Китай и Евросоюз – дезавуируют ранее сделанные заявления самого высокого уровня о «вечном» наличии бесплатного базового сигнала соответствующих GNSS. Это означает, что в сложившейся ситуации бессмысленны попытки прямого извлечения коммерческого эффекта из ГЛОНАСС в том периметре, который мы условно называем РКП, Старой промышленностью. На рынке навигации клиент у РКП один – государство. Остальные участники рынка обслуживаются другими игроками. И вот тут возникает тонкий вопрос опять-таки скорее идеологического, даже этического характера. Раз «государство» платит за сигнал, бесплатный для потребителей, значит, «государство» должно и извлекать остальные бонусы из наличия ГЛОНАССа. А под «государством» часто понимают соответствующим образом себя позиционирующую Старую промышленность. «Тонкости» типа повышения эффективности функционирования экономики и роста влияния и национальной конкурентоспособности страны-оператора GNSS сегодня далеко не все осознают. Соответственно, возникают два подхода, проявляющихся одновременно и существенно определяющих облик современного инфокоммуникационного рынка в России. Первый из них – это попытка применить субъектный подход к государству («играющему тренеру») и заставить пользователей ГЛОНАСС так или иначе расплачиваться с так понимаемым «государством». Эти устремления можно считать сравнительно безобидными, поскольку наличие бесплатного и надежного сигнала GNSS определяет сегодня эффективность деятельности во многих отраслях экономики, и соответствующие ведомства вполне в силах парировать прямые попытки введения «платного сигнала». Второй подход сложнее. Он связан с претензиями Старой промышленности на головную роль и преференции, причем там, где, вообще говоря, можно обходиться вообще без головного игрока. Отождествляя себя с государством, предприятия Старой промышленности стремятся к созданию конкурентной среды такого типа, которая делала бы соответствующие сегменты рынка защищенными, так сказать, honoris causa, по сумме заслуг. Учитывая имманентную интегрированность в наших условиях Старой промышленности и госуправления (см. выше рассуждения о компетенциях), не приходится сомневаться, что такого рода усилия часто находят живейшее понимание. Странная гласность последнего времени способствовал выплеску наружу ряда разногласий внутри РКП как вертикального, так и горизонтального характера, но сей конгломерат до сих пор оставался монолитно единым, когда речь заходила о доступе «новичков». Не следует считать, в частности, что конкурентная сила Старой промышленности обуславливает сегодня ее победы на соответствующих конкурсах. В большинстве случаев сила эта направлена на формирование условий таких конкурсов…
Вопрос допуска сторонних игроков к участию в рынке продуктов и услуг на базе результатов космической деятельности крайне любопытен. Известно, что «первый призыв» руководства Роскосмоса в бытность еще РКА занимал принципиальную позицию: наша сфера деятельности и ответственность заканчиваются на срезе приемных антенн. Все остальное – пожалуйста, РАН, Минприроды, Минтранс… кто угодно. Эта железная позиция была поколеблена во втором поколении, когда речь зашла о неслучившейся Федеральной целевой программе использования результатов космической деятельности, и соответственно – о создании корпорации РЕКОД, а несколько погодя – о судьбе НЦ ОМЗ и других протооператоров внутри Старой промышленности. Ситуация, однако, не успела получить окончательного оформления, поскольку тренд поменялся еще раз, и новое руководство Роскосмоса заявляет однозначно: готовы допустить частника к обработке и доведению результатов космической деятельности до потребителя. Ближайшие несколько лет покажут устойчивость этой тенденции. Возвысившись несколько над бурлением современной жизни, сказать нужно еще следующее. Если смотреть с канонических позиций, предполагающих окончательной устойчивой формой развития экономической системы динамически самостабилизирующийся рынок, практически все актуальные ныне институты и инструменты государственного управления космической деятельностью в ее прикладном изводе, включая как Федеральную космическую программу, федеральные программы, связанные с созданием и эксплуатацией ГЛОНАСС, так и сохранение государственной собственности и прямого госконтроля в РКП, представляют собой формы компенсации государством тех или иных дефицитов рынка. Государство напрямую участвует там и только там, где соответствующие задачи, этапы жизненного цикла и звенья цепочки ценностей не перекрываются частным бизнесом. В современном «западном» мире даже задачи вооруженных сил, не связанных напрямую с ведением военных действий, все в большем объеме передаются на аутсорсинг частным поставщикам и операторам услуг. И тогда системный вопрос, стоящий перед российской космической экономикой, совершенно линеен и однозначен: каковы признаки того, что государство однороден – каковы признаки целесообразности начала или завершения выполнения государством тех или иных функций.
При отходе от канонической позиции и принятии допущения о возможности выполнения государством в лице ведомств или иерархически управляемых предприятий тех или иных функций в устоявшемся бездефицитной режиме, во всяком случае – на горизонте рассмотрения, появляются разные варианты. Вопрос в том, в какой степени само их существование следует однозначно увязывать с формами собственности и моделями хозяйствования – только ли при социализме (или госкапитализме) возможно такое устойчивое состояние
В заключение хотелось бы привести некоторые соображения конструктивного характера. С учетом сделанных наблюдений над двойственным характером современного российского космического истеблишмента – а с ростом влияния частного сектора двойственность эта будет только нарастать – сформулируем несколько аксиоматических принципов, своего рода «драйверов устойчивого развития» в российском космосе. К таким драйверам, на наш взгляд, относится абсолютная ценность конкуренции (международной – там, где она объективно возможна, но в основном – внутринациональной), принципиальное, институциональное разделение формирования госзаказа и его исполнения конкурентной промышленности, реализация механизмов межотраслевого баланса и согласования интересов крупных игроков внутри страны, определение в явном виде основных принципов еще одного баланса – между национальной самодостаточностью в решении задач космической деятельности и встроенностью в международное разделение труда в космонавтике (во всяком случае, тот факт, что изучение космоса межпланетными станциями и его освоение космонавтами в ближайшем будущем станет и надолго останется принципиально международным, глобальным начинанием, судя по всему, уже всеми осознан и принят). Провозгласив в одном из политических документов необходимость неуклонного следования такого рода принципам, российское государство сможет, на наш взгляд, и правильно организовать взаимодействие Новой и Старой космической промышленности страны и их постепенную конвергенцию, направленную на формирование обновленных компетенций и научно-производственного потенциала. Кажется, немного времени для этого у нас еще есть.
Дмитрий Пайсон, д.э.н., к.т.н., директор по развитию кластера космических технологий и телекоммуникаций Фонда «Сколково» 19.01.2013
Источник: vestnik-glonass.ru