ИННОПОЛИС ПО-КОРЕЙСКИ

Южной Корее все труднее удерживать статус одного из ведущих поставщиков высокотехнологичной продукции на мировой рынок — в первую очередь из-за роста конкуренции со стороны Китая. Выход корейцы видят в том, чтобы от внедрения чужих технологий перейти к разработке собственных

 

Рисунок: Константин Батынков

 

На долю малого и среднего бизнеса в Корее приходится 87,5% всех занятых в экономике и около 50% ВВП. Однако особенности структуры этого сектора таковы, что он плохо подходит на роль серьезного потребителя или производителя инноваций. Дело в том, что у большинства корейских малых и средних компаний всего один клиент. В прямом смысле этого слова. Подавляющее число таких компаний связано контрактом с одним из чеболей, например с Samsung или LG.

Для самих малых компаний эта ситуация вполне комфортна, поскольку гарантирует сбыт продукции вне зависимости от краткосрочной конъюнктуры. Однако просидев на контракте несколько лет, компания утрачивает способность к расширению, обновлению и деградирует. В результате однажды она обнаруживает, что ее услуги больше не требуются, так как чеболь нашел поставщика подешевле. А поскольку других клиентов у компании нет и искать их она не умеет, это верное банкротство.

Развитая инновационная инфраструктура пока мало способствует решению этой задачи. В Корее есть несколько зон, созданных по образу и подобию Силиконовой долины. Прежде всего — «Дэдок Иннополис» в Тэчжоне и Цифровой комплекс Гуро в Сеуле. Корейцы добросовестно стараются воспроизвести «силиконовую» историю успеха, аккумулируя в этих зонах важные ингредиенты инновационной среды: малые и средние компании, исследовательские центры, госпрограммы поддержки стартапов. Однако чуда не происходит. По мнению Мэтью Вейганда, редактора Korea IT Times, стране не хватает ключевого элемента любой инновационной системы — венчурного капитала. В Корее почти нет бизнес-ангелов или классических венчурных фондов. Их нет, потому что эти структуры вырастают именно из малых и средних компаний.

Слабость спроса на инновации усугубляется и комплексом проблем в сфере производства новых знаний. Корея поздно включилась в процесс индустриализации и вместо разработки технологий заимствовала уже готовые. По данным стипендиата-исследователя Института развития Кореи Джунгэ Су, несмотря на то что по общей интенсивности научно-исследовательских работ (отношению затрат на НИР к ВВП) Корея входит в группу лидеров наравне со Швецией, Финляндией и даже обгоняет Японию, сальдо в торговле технологиями у страны одно из самых низких среди участников ОЭСР. Другими словами, система работает не на организацию новых исследований, а на заимствование и совершенствование чужих разработок.

Переломить негативные тенденции и сформировать новые основы национальной инновационной системы правительство Кореи рассчитывает, в частности, за счет переформатирования сети созданных ранее научных и технических парков. Историю и планы развития «Дэдок Иннополиса», крупнейшего из них,
мы обсудили с президентом Корейского инновационного кластерного фонда Че Гу Ли.

— Почему название вашего технологического центра менялось несколько раз?

— В 2005 году произошли серьезные изменения в государственной научной политике. Одним из следствий стало изменение нашего названия с «Научный город Дэдок» (Daedeok Science Town) на «Дэдок Иннополис» (Daedeok Innopolis). С 1973-го до 2005 года мы были чисто научным парком, исследовательским центром. Но государство хотело, чтобы эти исследования приносили деньги. Необходимо было научиться использовать накопленные знания и потенциал для развития экономики. Поэтому в 2005 году данная зона была открыта для бизнеса. Перед нами была поставлена задача коммерциализации технологий, разрабатываемых в государственных исследовательских институтах. Это была одна из слабостей нашей национальной инновационной системы. У нас не очень получалось превращать знания в деньги, коммерциализировать их. В этой связи были также предприняты шаги по реформированию системы управления. В том же 2005 году полномочия по руководству технопарком были переданы агентству «Дэдок Технополис», а в 2010-м оно было преобразовано в Корейский инновационный кластерный фонд.

— Каковы стратегические цели вашего фонда?

— Наша задача — это создание динамичного инновационного кластера. По формальным признакам кластер уже существует. Здесь сосредоточены исследовательские институты, университеты, венчурные компании. Когда научный парк только создавался, сюда были перемещены ведущие исследовательские организации со всей Кореи. Это был уникальный опыт, нигде больше в Азии вы не увидите рядом институты по космонавтике, биотехнологии, космическим исследованиям, атомной промышленности и так далее. Важно также то, что здесь размещены и образовательные учреждения, прежде всего Korea Advanced Institute of Science and Technology, KAIST, который известен не только благодаря своим разработкам, но и благодаря тому, что является главной кузницей кадров для крупнейших корейских компаний.

В результате удалось создать центр с действительно очень мощным исследовательским потенциалом, но слабо связанный с ключевыми отраслями корейской промышленности. С середины 1990-х этот разрыв мы пытались так или иначе ликвидировать, привлекая в зону крупные компании. Но реально дело сдвинулось только в середине 2000-х, после кризиса, когда зона начала открываться для бизнеса.

 

Президенту Корейского инновационного кластерного фонда Че Гу Ли предстоит переделать национальную инновационную систему, которая сейчас слишком зависит от чеболей и государства. Фото:

 

— Позволила ли концентрация исследовательских организаций широкого спектра достичь в Дэдоке эффекта синергии?

— В значительной степени да. Приведу в качестве примера технологию мобильной связи CDMA, созданную в 1995 году. Ее разработка требовала участия специалистов в информационных технологиях, физиков, химиков, материаловедов. Но эта синергия возникла не спонтанно. Без государства, которое в то время поставило перед нами задачу создать передовую технологию мобильной связи, подобный проект вряд ли мог бы быть успешно реализован. Однако несмотря на успех проекта, в котором участвовали и государство, и бизнес, и ученые, самоподдерживающаяся инновационная среда не возникла. Разрыв между крупным бизнесом и наукой ликвидирован не был. В результате Samsung и LG вывели из Дэдока большую часть своих исследовательских активов, сохранив здесь только центры химических исследований.

Сейчас мы делаем ставку на сотрудничество с мелкими и средними компаниями, они мобильнее и могут быть гораздо более эффективными инструментами для коммерциализации технологий, разрабатываемых в государственных исследовательских институтах.

— Как изменения в вашем статусе и задачах повлияли на механизм передачи технологий от государственных институтов технологическим компаниям?

— Напомню, что до 2005 года мы были чисто исследовательской организацией и передачей технологий, коммерциализацией не занимались. После изменения нашего статуса в зону хлынул бизнес. В 2005 году в зоне действовали всего 64 технологические компании — сегодня в парке работает уже свыше 1000. Кроме того, был создан инвестиционный фонд для оказания поддержки компаниям, желающим получить статус резидентов зоны. Это было важно, поскольку в соответствии с новыми правилами ученые государственных институтов получили право создавать собственные стартапы. Раньше в Корее ученым это было запрещено. Благодаря нашим новым возможностям исследователи получили шанс реализовывать свои разработки. Как правило, в этом случае ученый получает в институте своего рода отпуск на два-три года, а когда проект по коммерциализации завершен, у него есть право вновь вернуться к исследовательской работе. Сегодня это одна из наших основных моделей ведения бизнеса, поддержка ученых, решившихся заняться коммерциализацией собственных разработок.

— За кем закреплены права на интеллектуальную собственность в этой системе — за исследователем, институтом или государством?

— В принципе права на интеллектуальную собственность закреплены за ученым и исследовательским институтом. Но пропорции могут быть самыми разными. Это зависит от множества переменных. Например, от величины затрат на конкретное исследование.

— Какие изменения необходимы Дэдоку, чтобы достичь вашей главной цели?

— Прежде всего речь идет о налаживании связей между бизнесом, исследовательскими институтами и учебными заведениями. Нельзя сказать, что она сейчас отсутствует или очень слабая. Скорее, в ней не хватает ряда катализаторов, необходимых для формирования эффективной инновационной среды.

— Как вы проводите отбор проектов, получающих поддержку за счет государственных грантов?

— По основному набору дисциплин у нас есть квалификационные комитеты, составленные обычно из пяти-семи внешних экспертов, ученых и бизнесменов, которые могут оценить научную состоятельность и рыночные перспективы предлагаемых проектов. Также они оценивают и объем запрашиваемой грантовой поддержки, насколько она соответствует параметрам заявленного проекта. В тех случаях, когда речь идет о более зрелых проектах, решение о предоставлении поддержки принимает специальной комитет по коммерциализации, участники которого в первую очередь оценивают маркетинговые аспекты новой технологии или продукта.

 

Инноцентр Daedeok Innopolis — синоним науки в Корее. Именно здесь была разработана национальная система мобильной связи и создан корейский ядерный реактор. Фото: Анна Никифорова

 

— Кроме государственных ресурсов привлекаете ли вы иные источники финансирования?

— В настоящий момент нет. Мы — государственная компания и имеем дело пока только с бюджетными деньгами. Но с 2012 года мы начнем работать уже и с внешними ресурсами. Для этих целей будет создан смешанный фонд, за счет наших собственных средств и привлеченных извне, в частности из бюджета региона Тэчжон.

— Какие конкретные программы развития вы планируете запустить или уже запустили в рамках трансформации Дэдока?

— Сейчас для нас наиболее острой проблемой является достижение баланса между затратами на исследования и доходами от коммерциализации. Перед запуском нового смешанного фонда нам необходимо провести ревизию: заново расставить приоритеты и рассмотреть набор проектов с учетом новых требований. Многие проекты, которые мы начали после 2005 года, будет необходимо реструктурировать — некоторые из них не оправдали наших ожиданий, и, возможно, от них придется вообще отказаться. Но более подробно я сейчас об этом говорить не могу, поскольку процесс еще не закончен.

Второй важный аспект нашей текущей работы связан с реализацией плана регионального развития. Тэчжон — это центр национальной сети инновационных парков, кроме него действуют также парки в Кванчжу и Тэгу. В треугольнике, образующемся при соединении этих точек на карте, в ближайшие годы планируется создание нового делового и технологического пояса. Это большой государственный проект, и мы в нем участвуем в качестве одного из разработчиков, готовим предложения по стратегии и тактике развития новой зоны.

— Ваши филиалы в Кванчжу и Тэгу тоже будут переформатированы c учетом изменений, происходящих в Дэдоке?

— Не сразу. Пока мы остаемся государственной структурой и полностью финансируемся за счет бюджетных средств. Но правительство четко дало нам понять, что уже в ближайшие годы мы должны добиться самофинансирования. Это касается и технопарков в Кванчжу и Тэгу, которые были созданы и финансировались совместно региональными властями и национальным правительством.

— Опыт каких зарубежных технопарков вы хотите применить у себя?

— Прообразом для нашего инновационного центра были научный город Цукуба (Япония) и технопарк «Синьчжу» (Тайвань). Однако на новом этапе развития мы в большей степени ориентируемся на опыт Силиконовой долины и французского технопарка Sophia Antipolis.

— По каким критериям вы оцениваете свой успех? Существует ли у вас формализованная система целевых показателей?

— В течение многих лет наши основные показатели были чисто количественными: число новых компаний-участниц, объем передачи технологий, количество сотрудников, патентов. Но в новых условиях они должны быть дополнены показателями, измеряющими успех наших усилий по коммерциализации и внедрению. Мы готовим методику, которая позволит дать количественную оценку этих процессов.

— Какова дальнейшая судьба компаний — участниц вашего технополиса: их приобретают крупные международные корпорации или они сами выходят на мировой рынок?

— Нет. У нас пока ничего подобного не было. Несколько наших успешных компаний были приобретены, но не зарубежными, а корейскими конгломератами. В основном же они сохраняют независимость и встраиваются в кооперационные связи внутри Кореи, в первую очередь речь опять же идет о контрактах с чеболями.

— А уровень «детской смертности» среди резидентов высокий?

— За всю историю существования у нас было не больше пары явных неудач. Однако это не означает, что у нас постоянный состав участников. Компании приходят и уходят. В последнем случае это чаще всего связано с необходимостью расширения производственных мощностей. Здесь для этого возможности ограниченные, поэтому кто-то вынужден переселяться ближе к развитым промышленным зонам рядом с Сеулом и другими крупными городами.

— Сколько среди ваших резидентов корейских компаний? Насколько широко представлены иностранцы?

— Подавляющее большинство наших резидентов — это корейские компании.

— Какую поддержку вы им оказываете?

— Прежде всего информационную и консультационную. Но она не является обязательной, то есть мы не навязываем никому свои услуги.

— Тогда объясните, что именно привлекает компании в «Иннополис»?

— Наш научный парк — номер один в Корее. Он был создан первым, в нем больше всего ученых, институтов, здесь была разработана национальная система мобильной связи, создан корейский ядерный реактор. В общем, Дэдок — это синоним науки в Корее, и для компании быть резидентом здесь огромная честь. Мы внимательно отбираем своих резидентов, и если компания прошла через наш фильтр и получила «прописку», это становится для нее своего рода сертификатом качества. Другими словами, «компания из “Дэдок Иннополиса”» — это элитарный бренд, и за него многие готовы платить. Мы четко понимаем, что PR-составляющая была и пока остается важным стимулом для многих компаний, пришедших в «Дэдок Иннополис» после 2005 года. Но важно также и то, что предприятия, находясь здесь, резко сокращают коммуникационную дистанцию с миром исследований, с учеными, начинают понимать, как ведутся исследования, что действительно важного происходит в тех или иных областях науки. Происходит взаимное обогащение между бизнес-сообществом и научным миром, формируется инновационная среда.

— Какие финансовые, фискальные преимущества получают резиденты зоны?

— Ставки аренды у нас абсолютно рыночные, может быть, лишь чуть-чуть ниже, чем в других крупных бизнес-центрах. Кроме того, существует система налоговых льгот, отдельно для корейских компаний и зарубежных. На самом деле сама формирующаяся инновационная среда служит вполне действенным стимулом. Так, у многих стартапов на определенном этапе возникает необходимость упаковать свою технологию в некую привлекательную оболочку, при этом собственных возможностей сделать это у них нет. Поэтому мы специально пригласили в качестве резидентов несколько фирм, специализирующихся на промышленном дизайне. Так что теперь все проблемы подобного рода легко можно решить, не покидая Дэдока.

— Как часто резиденты зоны используют ваши консультационные услуги?

— Процесс оказания консультационных услуг включает в себя все этапы развития начиная с подготовки заявки на грант, разработки бизнес-плана стартапа и заканчивая этапом коммерциализации непосредственно. Каждый год мы рассылаем резидентам и институтам набор наших предложений по поддержке, например, мы частично субсидируем стартапы, когда им необходимы услуги по промышленному дизайну или когда они готовятся к выводу товара на рынок для проведения маркетинговых исследований.

— Где вы находите необходимых для этой работы экспертов и консультантов?

— В 2005 году, когда мы только начали заниматься коммерциализацией, у нас, конечно, не было собственных экспертов, и нам пришлось привлекать специалистов из Samsung и LG. Из них было сформировано несколько рабочих групп, которые провели обследование всех новых компаний-резидентов, чтобы выявить их текущие и потенциальные потребности в консультационных услугах и другой поддержке. Впоследствии к этой работе подключились внешние консультанты. Сейчас у нас уже создана собственная система оказания консультационной поддержки, но есть и вещи, которые мы до сих пор делаем с привлечением аутсорсинга.

— А привлекали ли вы иностранных специалистов?

— Нет, ни одного.

 

Источник: журнал «Эксперт», №9 (792) за 2012 год