Объем добычи нефти в России через 20 лет может сократиться на 35% и к 2035 году составить 237 млн т в год. Такие данные приводит РБК со ссылкой на материалы, которые будут вынесены на заседание президентской комиссии в конце октября. Цифры содержатся в проекте Генеральной схемы развития нефтяной отрасли России до 2035 года, имеющейся в распоряжении издания.
На первый взгляд, прогноз выглядит удивительно. Никогда с момента развала СССР Россия не добывала столько нефти, сколько сегодня. В сентябре, сообщает Bloomberg, установлен постсоветский рекорд: добыча нефти и конденсата достигла 10,74 млн баррелей в день – на 1% больше, чем годом ранее.
Фото Flickr.
С другой стороны, как говорит Михаил Спасенных, директор Центра добычи углеводородов Сколтеха, «скорость исчерпания, т.е. скорость, с которой Россия выбирает свои нефтяные ресурсы, - выше, чем у других стран». Прогноз, содержащийся в Генеральной схеме, представляется ему реалистичным, но при условии, что речь идет о добыче нефти из существующих месторождений.
Для поддержания добычи на сегодняшнем уровне порядка 525 млн т в год России требуются стратегия развития отрасли и новые технологии, считает Михаил Спасенных. «Период низких цен на нефть – самое время вкладываться в технологии», - говорит эксперт.
Неожиданное подтверждение такой оценки пришло из Кремниевой долины. Агентство Bloomberg зафиксировало всплеск интереса американских венчурных инвесторов к нефтяным и газовым стартапам. Традиционно технологические инвесторы шарахаются от всего, что связано с ископаемым топливом, как черт от ладана, предпочитая вкладываться в более экологичные источники энергии, будь то солнце или ветер.
Но в текущем году венчурные фонды в США совершили 20 сделок на 115 млн долл в стартапы, работающие в нефтегазовой сфере. Речь, правда, идет не столько о технологиях добычи или переработки, сколько о различных аналитических сервисах. Например, компания RunTitle собирает данные о владении земельными участками, что представляет интерес для буровиков. В стартап недавно вложено 7 млн долларов.
По мнению Михаила Спасенных, сам по себе интерес инвесторов к новым нефтяным технологиям не удивителен. «Нефть - исчерпаемый ресурс. Цены на этот истощающийся ресурс должны расти. Самое время вкладываться, и когда цены вырастут, начать работать».
Михаил Спасенных: в период низких цен на нефть самое время вкладываться в технологии. Фото Sk.ru
Директор Центра добычи углеводородов Сколтеха приводит в пример консалтинговую компанию из Техаса, которая оценивает перспективность месторождений сланцевой нефти. Компания изучает потенциальную рентабельность проектов добычи по запросам банков, когда банк рассматривает возможность выдачи кредита под проекты разработки. У компании есть своя методика оценки, специализированный софт, а также база данных по месторождениям. Рентабельность можно визуализировать в виде карты. Вводят данные: 120 долларов за баррель, и лицензионный участок загорается зеленым светом, выделяя перспективные участки. Ставят девяносто долларов – загорается только треть площади участка. Ставят 50 – на участке остается несколько небольших зеленых точек. «Думаю, что на такую компанию по оценке эффективности месторождений сейчас есть спрос; когда цены низкие, это как раз стало очень важно».
Период низких цен на энергоносители заставляет власть пересматривать приоритеты развития отрасли в России. На Сочинском экономическом форуме глава Минэкономразвития Алексей Улюкаев назвал главной задачей повышение нефтеотдачи на зрелых месторождениях. По мысли министра, реализация данной задачи - это также шанс для импортозамещения технологий.
«Улюкаев выделяет одно из направлений как наиболее важное для сохранения добычи в период низких цен на нефть, - комментирует Михаил Спасенных. - Это позволяет сейчас не инвестировать в добычу на новых объектах, а работать с существующими месторождениями более эффективно – меньше инвестиций при одинаковом эффекте.
Но это только одна из дорожек, пусть и наиболее актуальная в настоящих условиях. Второе направление – идти на нетрадиционные месторождения. Это, прежде всего, сланцевая нефть, тяжелая нефть и еще ряд ресурсов. Речь идет о тех же месторождениях, где компании сейчас ведут добычу; как правило, баженовская свита или доманик есть в разрезе любого существующего месторождения (в Западной Сибири – баженовская свита, на Урале – доманик); просто этот пласт не разрабатывается, потому что нет технологий. Если появляется технологическая возможность, его можно разрабатывать на уже имеющейся инфраструктуре.
Третье направление – новые регионы: сейчас это, прежде всего, районы с тяжелыми климатическими условиями – Заполярье и арктический шельф. Нефть там традиционная, но отсутствие инфраструктуры и специфические проблемы этих регионов требуют очень высоких инвестиций.
Есть еще одно направление: искать новые месторождения на тех территориях, которые уже освоены. В любом нефтяном бассейне есть распределение месторождений по размерам: гигантские, средние и малые. Первых мало, вторых больше, третьих еще больше. Если посмотреть, как устроены наши нефтеносные регионы, то создается впечатление, что мелкие месторождения просто не искали. А они наверняка есть, и наверняка есть какие-то средние неоткрытые месторождения. Под мелкие нужны специальные технологии, чтобы их искать. И нужны специальные технологии добычи. Один специалист из Лукойла формулирует задачу таким образом: «Как сделать так, чтобы первая разведочная скважина стала последней добывающей?» Такая вот мечта.
Сейчас как раз хорошее время, чтобы делать технологии. Не надо инвестировать в нефтяные платформы в Арктике, а нужно за меньшие средства вести технологические разработки на будущее».
За кучей зайцев погонишься…
Но больше, чем даже выбор конкретных приоритетов, стране нужна общая стратегия развития индустрии, полагает Михаил Спасенных. В качестве таковой он воспринимает Генеральную схему развития нефтяной отрасли России до 2035 года.
Прогноз добычи нефти в России.Сценарии добычи нефти (без конденсата) в России РФ, млн. тонн в год.Данные Генеральной схемы развития нефтяной отрасли России на период до 2035 г.
.
«Просто замечательно, что, наконец, решили сделать стратегию развития и ресурсной базы, и добычи. Невозможно бежать все время даже не за двумя зайцами, а за целой кучей зайцев. Нужна какая-то понятная идея. Она наверняка может быть разработана и оценена, - говорит директор Центра добычи углеводородов Сколтеха. - Что у нас на сегодняшний день лучше? Поискать новые месторождения или увеличивать нефтеотдачу с существующих месторождений? Какие шансы на то, что будет баженовская свита разрабатываться?
В принципе за каждым из этих направлений – свой космос. Если стратегия будет правильным образом разработана, это поможет развитию отрасли. Нужна правильная последовательность ввода ресурсов в эксплуатацию, основанная на экономике».
Что касается собственно стратегии, в связке с ней необходимо разработать «мощную инновационную программу», продолжает Михаил Спасенных: «Нужно внимательно проанализировать различные виды ресурсов и оценивать эффективность работы с ними в разные периоды с учетом того, какие технологии и когда будут разработаны. Потому что все ресурсы, о которых мы говорим, требуют технологий, которых на сегодняшний день не существует».
Таким образом, во-первых, нужно провести анализ существующих ресурсов и оценить эффективность их ввода в эксплуатацию. Второе – развернуть серьезную работу по подготовке технологий для добычи этих ресурсов, отмечает собеседник Sk.ru.
«Битва за Азию» в условиях низких цен на нефть
Обсуждение стратегии и программы инноваций ведется на фоне падающих цен на нефть и того, что газета Financial Times называет «битвой за Азию», т.е. за последние растущие рынки потребления нефти.
Саудовская Аравия продолжает снижать отпускные цены на свою экспортную нефть для Азии, и тем же заняты конкуренты саудитов в других странах Персидского залива, включая Иран и Ирак. Тем самым экспортеры хотели бы за счет более низких цен стимулировать рост спроса на нефть на азиатских рынках, и, похоже, они не собираются в обозримом будущем снижать объемы добычи, утверждает FT.
Bloomberg сообщает, что Россия повысила добычу до самого высокого уровня с момента развала СССР, пытаясь воспользоваться снижением издержек за счет девальвации рубля (США, по данным того же источника, снизили добычу на полмиллиона баррелей в день по сравнением с рекордным уровнем, достигнутым в июне с.г.).
«Я не очень понимаю, как Bloomberg производит свои вычисления, но в целом похоже: добыча в нашей стране сейчас на максимуме, - замечает Михаил Спасенных. – И это при том, что скорость, с которой Россия выбирает свои ресурсы, т.е. скорость исчерпания, - у нас выше, чем у других стран».
В «битве за Азию» ключевой для России вопрос – куда проложить трубопроводы: «Прокладывать в Китай или нет? Потому что они сейчас свой сланцевый газ поднимут – и нужна им будет эта наша нефть или наш газ? А может, и нужна будет, считать надо. Мы даже хотели такую рабочую группу делать с китайцами по анализу и прогнозу развития энергетических рынков».
Но есть и другой, «совершенно закономерный», по мнению г-на Спасенных, вопрос. Допустим, России удастся не допустить падения добычи нефти. Мы сможем ее продать, в той же Азии?
«Несколько лет назад, по инициативе вице-президент «Сколтеха» Алексея Пономарева, мы готовили совещание в администрации президента по нефтегазовой отрасли. Там нефтяники лоббировали идею снизить налоги на извлекаемые запасы, и тогда они будут добывать больше. А экономисты Алексей Макаров и Леонид Григорьев категорически возражали: если увеличите добычу при более низких налогах, мы в бюджет больше не получим. А во-вторых, грядет кризис, и мы эту нефть точно не продадим. Я подумал: «О каком кризисе они говорят – цены на нефть тогда были заоблачные». И кризис, как мы теперь знаем, случился.
Так что действительно бывают периоды, когда продукт трудно продать и нужно искать правильные рынки. С другой стороны, у меня ощущение, что продать все добываемое будет по-прежнему можно».
Норвежский казус
Кое-какие уроки могут быть извлечены из того, что происходит в соседней Норвегии. «Сейчас Норвегия живет в условиях сокращающейся добычи нефти: то есть мы этого только боимся, а они в таких условия довольно давно живут», - продолжает собеседник Sk.ru.
Bloomberg утверждает, что уже со следующего года Норвегия может залезть в свой суверенный фонд (830 млрд долл). Из-за низких цен на нефть налоги на нефтянку не компенсируют бюджетного дефицита. Еще в феврале с.г. норвежские власти предупреждали, что при ценах на нефть в 60 долл и ниже поступления в фонд могут прекратиться. Теперь уже речь идет о «распечатывании» суверенного фонда.
«Норвежская нефть – это вообще интересная история, - говорит директор Центра добычи углеводородов Сколтеха. - В нефтяной столице Норвегии, Ставангере, есть великолепный музей нефти. Больше всего мне понравилась записка главного геолога Норвегии, который просит прекратить все спекуляции относительно возможности открытия месторождений нефти в Норвегии. Нефти, пишет он, в Норвегии нет, и не может быть: ни на шельфе, ни на континенте. А через пару лет после этого в Норвегии нашли нефть, промышленная добыча которой началась в 1970 году.
Но по-настоящему интересно в Норвегии вот что. В отличие от России, там смогли создать свою сервисную индустрию; среди сервисных компаний, работающих на шельфе, очень высока доля норвежских. И норвежская сервисная индустрия, которая выросла вокруг нефтяной отрасли, сейчас очень помогает стране. Когда Бразилия пошла на свой шельф, то лучшими компаниями оказались норвежские. Теперь норвежцы обладают технологиями и могут работать по всему миру. В этом смысле они оказались мудрее».
В Ставангере есть не только музей нефти, но и Норвежский научно-исследовательский институт нефти (IRIS). НИИ выступил соучредителем российской сервисной компании Petroleum Technologies (PETEC). Гендиректор PETEC Ашот Мосесян в интервью Sk.ru рассказал, на чем основано норвежское технологическое чудо.
Гендиректор PETEC Ашот Мосесян: в Норвегии цена ошибки в нефтяной индустрии очень высока, оттого и в технологии вкладываются. Фото Sk.ru
«Наверное, главная компетенция норвежцев в том, что они досконально изучили свои месторождения всеми возможными способами, - рассказывает г-н Мосесян. - Они о своих месторождениях знают практически все, но на этом не останавливаются, чему очень сильно способствует чрезвычайно продуманная, на мой взгляд, налоговая система Норвегии, которая просто-таки заставляет компании инвестировать в науку. Смысл очень простой: если вы все это не потратите на науку, мы все это отберем, говорит налоговое ведомство. Компании вкладывают, и если раньше они это делали, потому что их заставляли (а главная нефтяная компания Норвегии, государственная Statoil показывала своим примером вектор развития), то теперь компании просто втянулись в это дело. Для них тратить деньги на любые исследования – будь то крупномасштабные, когда, например, надо сделать трехмерную сейсмику в море (что стоит сотни миллионов долларов), либо исследовать какие-то образцы ( что стоит несколько сот долларов), это все вещи сами собой разумеющиеся. А как это так не исследовать?
Развитие норвежской нефтесервисной отрасли как раз было связано с тем, что для них естественно вкладываться в сервис, естественно вкладываться в исследования. Вот приходит какая-то компания и говорит: у нас есть новый инструмент, хотим его вам предложить. Для норвежцев естественно ответить «да». Они говорят: «Давайте попробуем, у нас есть для этого бюджет. У нас есть желание знать больше о нашем месторождении, еще глубже разобраться в том, что происходит». Потому что каждый следующий добытый баррель нефти позволяет компании получать налоговые вычеты.
Это очень тонкий сплав налоговой системы, финансовой системы, науки и того, что у нас называется производством».
Как руководитель российской компании с норвежским соучредителем, Ашот Мосесян может сравнить ситуацию в двух странах в своей области.
«Если взять российские компании, у нас эти вещи существуют в полном отрыве друг от друга. Финансисты сидят в своей комнате, производственники – в своей, наука где-то там чем-то занимается. Мы компания сервисная; приходим, делаем какой-то проект, тратим полгода на то, чтобы все осмыслить. Нам говорят: это все очень интересно, только у нас производственники сказали, что им все это уже не нужно. И то хорошо, если ознакомились…
В Норвегии на сегодня самая сильная их часть – это то, что у них все очень тесно сплетено. Когда задумывается новый проект, все собираются вместе: и производственники, и ученые, и финансисты. Получается такой конгломерат, в который сервис вплетен естественным образом.
Поскольку сервисные компании не испытывают недостатка в финансировании, за счет того, что нефтяные компании активно тратятся на сервис, они могут реально закладывать себе в бюджет траты на НИОКР. У любой более или менее крупной компании есть понимание, что их будут финансировать. У них нет каждый год такой проблемы, что им будут урезать финансирование».
Цена ошибки
Что происходит в Норвегии со спросом на НИОКР в нефтесервисе в период низких цен на нефть?
«Из общения с норвежскими коллегами могу сказать, что спрос на НИОКР не снижается, скорее, наоборот, - говорит гендиректор Petroleum Technologies. - Это даже и в России верно. Если взять стоимость любой научно-исследовательской работы и сопоставить со стоимостью бурения скважины, проведения гидроразрыва пласта и т.д., – они несопоставимы. НИОКР всегда дешевле.
В Норвегии очень дорогие скважины, по 100 млн долларов; цена ошибки колоссальная. Если мы пробурили скважину не туда, не так, и скважина дала дебит вместо ожидаемых 1000 тонн в сути – 800, - это колоссальные деньги.
В России у компаний, конечно, цена ошибки меньше, скважины существенно дешевле, иногда в сто раз дешевле, но у нас и рабочая сила дешевле.
Так что у норвежцев спрос на НИОКР – величина постоянная; какие-то совсем уж фантастические проекты могут быть свернуты или отложены, но от эффективно работающих проектов никто не отказывается. Наши партнеры из IRIS имеют целый ряд проектов, которые полностью финансируются компаниями. И ни по одному проекту компании не сказали: мы ваш проект останавливаем».
Что возвращает нас к тезису Михаила Спасенных о том, что в условиях низких цен выгодно вкладывать деньги в технологии, а не в расширение добычи.
«У каждой российской нефтяной госкомпании есть программы инновационного развития, которые ежегодно защищаются на Совете при Минэкономразвития. Я выступал оппонентом отчетов по выполнению программ Газпромнефти и Роснефти. Для меня это было очень интересно, потому что я участвовал в подготовке программы иннвационного развития Газпромнефти когда работал в этой компании в 2010-11 гг, а также хорошо знаю ряд инновационных проектов компании Роснефть. Сейчас в российских компаниях очень значительные цифры расходов на исследования и разработки: Роснефть, например, показывает затраты в размере 0,6% от выручки. Это очень много. В абсолютных цифрах это порядка 30 млрд рублей затрат на НИОКР. У Газпромнефти сейчас затраты на инновации около 0,25%, это тоже большая цифра. Десять лет назад расходы компаний на исследования и разработки в области нефтедобычи были практически на нуле.
Даже если учесть, что часть из данных затрат не является расходами на создание новых технологий, а представляют собой высокотехнологичный сервис, то даже половина этих расходов – это очень существенные суммы. Такое впечатление, что теперь наши компании стали тратить на НИОКР не только потому, что их заставляют реализовывать программы инновационного развития, но и из-за того, что просто жизнь к этому вынуждает. Чтобы сегодня сохранять свою долю на рынке, нужно непрерывно совершенствовать технологии, поскольку структура запасов ухудшается, а требования по качеству топлива растут.
Возвращаясь к прогнозу, на который ссылается РБК: это серьезно - пытаться предсказывать уровень добычи к 2035 году?
«По-моему, нет, - говорит Михаил Спасенных. - Но можно попытаться предсказать, сколько мы будем добывать нефти, если будем делать это на существующих месторождениях. По каждому месторождению есть проект разработки, есть физические и химические законы. Прогноз падения добычи к 2035 г. на 200 млн тонн в год похож на правду. Он вполне коррелирует с прогнозами Мирового энергетического агентства».
Иными словами, негативный вариант развития событий понятен. Позитивный труднее предсказать? «Да. Но ситуация будет гораздо более предсказуемой, если будет принята стратегия развития отрасли», - уверен Михаил Спасенных.