Ученые из Сколтеха (Сколковский институт науки и технологий) создали модель нейронной сети, вычисляющую сверхтвердые материалы. Обнаружено, что помимо алмазов возможно существование и других сверхпрочных веществ. Сверхтвердые материалы интересны тем, что применимы во многих отраслях: добыча нефти, металлообработка, ювелирное дело, станкостроение, микроэлектроника, высокие технологии. Их используют при бурении, резке, полировании, шлифовании.
Модель создал аспирант Центра энергетических технологий Сколтеха Ефим Мажник, а научное руководство работой осуществлял профессор Сколтеха и МФТИ, наш соотечественник Артем Оганов.
Артем Оганов. Фото: Sk.ru.
Артём Оганов – химик с мировым именем. Наиболее известен работами по созданию методов компьютерного дизайна новых материалов и предсказания кристаллических структур, а также по химии высоких давлений и изучению вещества планетных недр. Forbes включил его в список 10 самых влиятельных учёных российского происхождения. Сын армянина и еврейки родился в Днепропетровске. Вырос в Москве, где закончил МГУ. В 1998 г. уехал из страны, защитил кандидатскую диссертацию по кристаллографии в Университетском колледже Лондона, получил степень доктора наук в Цюрихском политехническом институте, работал в Великобритании, Швейцарии и США. Был приглашенным профессором в университетах Италии, Франции, Китая, Гонконга. А затем, получив множество наград, неожиданно для всех вернулся в Россию. В 2013 году, получив мегагрант правительства России, создал и возглавил Лабораторию компьютерного дизайна материалов в Московском физико-техническом институте. Артем Оганов — профессор Сколтеха, профессор Университета штата Нью-Йорк, действительный член Европейской Академии и Лондонского Королевского Химического общества, профессор РАН, доктор технических и физико-математических наук, заведующий лабораторией в МФТИ. Известны следующие слова ученого о своем происхождении: «Мама у меня еврейка, но папа – армянин, то есть для армян я – армянин, для евреев я – еврей. Я горжусь тем, что принадлежу к этим народам, но также горжусь, что принадлежу к русской культуре…».
Артем Оганов неоднократно бывал в Армении, а также в Арцахе, откуда его корни по отцовской линии. В одну из поездок взял своих детей, чтобы познакомить с Родиной предков. Находясь в Армении в 2015 году в рамках проекта «Содействие молодым ученым», реализуемого под эгидой президента Армении, в ходе встречи с Сержем Саргсяном известный ученый заявил, что готов оказать содействие армянским студентам. Он отметил, что среди армянских студентов есть много целеустремленных и перспективных молодых людей. В данном контексте стороны обсудили возможные варианты оказания содействия, в том числе реализацию программ для армянских студентов в лабораториях в США, России и Китая, возглавляемых Огановым.
Предлагаем вниманию читателей интервью с Артемом Огановым, подготовленное нашим постоянным автором из Нью-Йорка Юрием Цатуряном, на основе публикаций в различных российских СМИ.
— Артём Ромаевич, вы состоялись как учёный на Западе, а потом вернулись обратно. Почему решили продолжить свою карьеру в России?
— Я уехал в 1998 г., когда никаких перспектив для работы в науке в России не было. Мне казалось, что страна умирает. Пришлось уезжать и реализовывать свою мечту за границей, и мои первые значимые научные работы были сделаны там. А вернулся тогда, когда в России уже стало возможным заниматься передовой наукой - потому что при прочих равных на родине всегда лучше, чем за рубежом. Для меня все страны в целом равны, все хорошие, но одна — особенная. Это мой дом, моя страна.
Моя карьера на Западе развивалась достаточно быстро, в неполные 35 лет я стал полным профессором и понял, что дальше двигаться особо некуда, мне стало скучно. Когда возникла возможность заниматься любимым делом на передовом уровне в России, то я, недолго думая, вернулся. Возвращение в Россию — удачная возможность создать здесь лидирующую в моей области лабораторию, шанс доказать и себе, и другим, что в России можно заниматься передовой наукой. Ни секунды не жалел о возвращении — ведь здесь действительно интересно жить. Наслаждаюсь каждой секундой.
Должен сказать, что в Сколтехе условия для работы ничуть не хуже мировых, а то и лучше. И это должно быть символом того, что будет и в других институтах.
– К сожалению, не все институты могут похвастать хорошими условиями, современным оборудованием. А ведь вы выступаете за то, что нужно активнее возвращать российских учёных на родину. Как это сделать? Да и нужно ли? Жорес Алфёров, например, был против этой идеи.
– Из России уехало много людей, получивших здесь качественное образование. Теперь они работают на экономику других стран. Так давайте взглянем на ситуацию в обратную сторону. За рубежом они состоялись как специалисты, в них что-то было вложено и Западом. А мы можем вернуть их на родину и воспользоваться этими вложениями. Но чтобы люди вернулись, для начала их нужно позвать – позвонить, письмо написать, создать программу возвращения.
– Кто должен это сделать? Министр науки, президент РАН?
– Да кто угодно. Вот смотрите, мне недавно пришло письмо из Польши: «Дорогой профессор Оганов, у нас в стране есть возможность получить хорошую работу. Добро пожаловать в Польшу!» Думаю, такие письма приходят не мне одному. Что это значит? То, что Польша поднимает свою науку, привлекает исследователей. Как минимум это вызывает уважение. Кстати, я знаю, что иностранцы туда действительно сейчас едут, по крайней мере молодые постдоки (временная позиция – ставка – в зарубежных вузах и научно-исследовательских учреждениях, которую занимают молодые учёные со степенью кандидата наук. – Ред.). Россия могла бы быть более активной, ничего в этом зазорного нет.
- Есть мнение, будто российским властям не интересно развивать науку, а мракобесие им, наоборот, выгодно. В качестве аргументов часто приводят тотальную клерикализацию, поддержку антинаучных проектов в медицине, отсутствие регуляции деятельности всяких экстрасенсов и т.д. Как вы оцениваете такое мнение?
— Это заблуждение. Мы видим, как активно государство развивает науку. Правительство хочет мракобесия? Этот аргумент отменяется. Что касается гомеопатии: большинство стран-лидеров в научно-техническом прогрессе совсем не отличаются от России в данном аспекте. Например, в ряде развитых стран услуги гомеопатов даже покрываются медицинской страховкой, хотя гомеопатия — лженаука.
Про клерикализацию. В Швейцарии — а это страна с исключительно развитой наукой — люди платят церковный налог. При оформлении документов вы должны указать, к какой конфессии вы принадлежите. Есть страна, где на банкнотах надпись In God We Trust. Это США, а не Россия. Президент Америки чуть ли не молится с трибуны, регулярно звучат призывы религиозной направленности. Рональд Рейган называл США «светлым градом на холме», используя библейские аллюзии. Насколько я вижу, у нас в политике религиозных людей — около нуля. Патриарх Кирилл близок власти. Владимир Путин, кажется, религиозный человек, но никаких «воззваний» от него я не слышал. Я верующий человек, но против клерикализации. К счастью, особых перекосов в эту сторону пока не вижу.
- В России определенно существует «гонка за корочками». Зачастую родителям (да и многим студентам) важнее диплом, не качество знаний. Говорят, у нас слишком много выпускников вузов, институт высшего образования дискредитирован. Согласны с этой точкой зрения?
— Нельзя говорить о дискредитации российского высшего образования. В каждой более или менее крупной стране есть целый диапазон вузов: от флагманских до второразрядных. Последние нигде не котируются. Низкоуровневые университеты есть в США, Англии, Франции, Германии, Швейцарии, где угодно. Вместе с тем российские флагманские вузы котируются во всем мире. Выпускнику Гарварда открыты все двери — как и выпускнику Физтеха.
Возможно, людей с высшим образованием действительно слишком много. Конечно, не всем надо идти в университет. Если человек не хочет быть врачом, инженером, ученым, а хочет ремонтировать машины? Тогда идти в вуз — терять годы.
- Правда, что в США нет такой гонки за корочками?
— Кстати, неправда. Еще как гонятся за дипломами. Есть множество слабых университетов и колледжей, которые мало что могут предложить, кроме диплома. В Англии процент людей с высшим образованием был очень маленьким, а теперь он резко вырос за счет множества новых третьесортных университетов, которые просто не надо было строить, на мой взгляд. Эта тенденция есть во многих странах. Дипломы все чаще превращаются в корочки.
- Вышла ли российская наука из кризиса?
— Вопрос философский. Где провести границу между кризисом и не кризисом? Многие считают, что кризис до сих пор есть, другие — что он преодолен. Я бы сказал, российская наука в последние 15-17 лет находится в фазе устойчивого роста и практически по всем показателям монотонно идет вверх. Речь о публикационной активности, цитируемости отечественных научных работ, росте числа молодых ученых и объеме финансирования. Особенно заметными позитивные изменения стали в последние 6-7 лет.
С чем это связано? Не только с деньгами. У нас появилась научная экспертиза мирового уровня, внедрена экспертиза качества научной работы в вузах, создан Российский научный фонд. Действует программа мегагрантов, которая позволила сотням лучших мировых ученых создать свои лаборатории в России. В них работают и десятки молодых российских ученых. Кроме того, есть президентские программы грантов для молодежи. И стоит упомянуть программу 5-100, призванную усилить конкурентные позиции ведущих российских университетов на глобальном рынке.
Могу назвать удачным эксперимент по созданию Сколтеха — университета по западному образцу. Другие вузы тоже шагнули далеко вперед: Высшая школа экономики, к примеру. Отдельная история — Университет информационных технологий, механики и оптики (ИТМО), который уже поставил серию важных успешных экспериментов и по студенческой жизни, и в научной сфере. В ИТМО показали, как практически с нуля можно создать вуз мирового класса, опираясь, как правило, на молодых людей. Если бы десять лет назад кто-то сказал, что такое возможно в России, никто бы не поверил.
В 2016 году Nature Index назвал науку РФ одной из самых быстроразвивающихся в мире. Кстати, в редакции Nature Index посчитали, что рост во многом связан с проектом 5 100.
Надо помнить: начинали мы с низких позиций, куда скатились в 1990-е. Сейчас Россия уже на 12-м месте в мире по публикационной активности. Нацпроект «Наука» призван вывести нас на пятое место к 2024 году. Очень амбициозный показатель, не знаю, удастся ли. Лично я готов делать все от меня зависящее, чтобы мы вообще оказались на первом месте.
— Помимо основной научной работы, вы занимаетесь организационными вопросами, являетесь членом президентского совета по науке и образованию, участвуете в выработке решений, которые изменяют научный ландшафт нашей страны. Можете рассказать об этой работе?
— В работе совета используется опыт научной работы всех входящих в него членов. У меня богатый опыт, поскольку я жил в Англии, Швейцарии, США, тесно работаю с Китаем. Я использую эту возможность, чтобы формулировать предложения, которые позволят улучшить систему организации науки и образования в нашей стране.
— В чём уникальность сколковского проекта?
— Сколтех — экспериментальный университет западного образца на российской почве. Он работает по западным правилам, обеспечивает такие же, как и на Западе, зарплаты, адекватное финансирование научных исследований и лабораторий. У нас работают профессора со всего мира. Мне кажется, Сколтех работает хорошо, этот эксперимент расцениваю как положительный.
Объём бюджетных средств в пересчёте на сотрудника достаточно большой. Но он не идёт ни в какое сравнение с объёмом средств, идущих на крупные университеты в развитых странах, и уступает бюджетам, например, МГУ или Высшей школы экономики. Мы берём не численностью сотрудников, а качеством исследований.
Уже сегодня статьи нашего института в разы более цитируемые, чем статьи других российских вузов. Считаю, что моя доля в этом результате тоже есть. Когда я приехал в 2015 году, этот институт представлял собой эмбрион, поскольку было всего два десятка профессоров, а сегодня у нас больше 100 профессоров, больше 1 тыс. студентов и аспирантов, уровень которых выдающийся.
- Кто сегодня глобально лидирует в науке?
— Тут все предсказуемо. США, Китай. На третьем месте, если не ошибаюсь, Германия. В России же очень сильные математики. Есть и всегда были. Хороша физика: твердого тела, ядерная. Космология, астрофизика, материаловедение. Проседаем мы в биологии, медицине. Причины банальные: биомедицинские исследования всегда требуют много денег. Но и тут у России высокий темп развития.
– Ваше лицо размещали на пивных банках. А ещё вы с Димой Биланом открывали Всемирный фестиваль молодёжи и студентов. Вас уже узнают на улице?
– Сам я пиво не пью, но когда предложили стать лицом (точнее, одним из лиц) рекламной кампании, я пять секунд подумал и согласился. Пиво – массовый продукт. Если на пивной банке изображён учёный, это знак того, что общество уважает науку и ею интересуется. Это символ.
С Димой Биланом был интересный опыт, Дима пел, а я рассказывал о жизни учёного. До этого на стадионах я не выступал, хотя лекции читать много где доводилось – в школах, детсадах, тюрьмах, рок-клубах… Наука и поп-музыка трудно совместимы, но фестиваль был организован талантливо, и десятки коллег мне потом написали, что наше выступление с Биланом было лучшей популяризацией науки.
Да, на улице узнают. Люди, как правило, подходят и говорят: «Как хорошо, что вы вернулись». Ещё был случай в «Шереметьево». На входе очень навязчиво досматривали рюкзак и карманы. И я сказал женщине: «По¬слушайте, у вас других интересов в жизни нет, кроме как копаться в моих карманах?» На что она ответила: «Молодой человек, я делаю свою работу. Я же не учу вас читать лекции по кристаллографии». Как же мне было стыдно, вы не представляете! Надеюсь, эта женщина не держит на меня обиды.
- Вы реализуете и просветительские проекты. Например, уже много лет в Москве работает лекторий «Наука. Вкусно». Почему решили заняться этим?
— Это моя отдушина. Клуб был создан в 2011 году. Я еще жил в США, но уже регулярно приезжал в Россию. Тогда у меня возникла душевная потребность: создать здесь что-нибудь научно-популярное. Без лишних затрат времени и сил. Примерно в то же время я подружился с Виктором Ениным, это замечательный творческий человек и владелец нескольких чайных домов в Москве. Мы решили собирать людей на лекции в чайной на Покровке раз в месяц. Он придумал название «Наука. Вкусно». Я стал приглашать классных ученых или популяризаторов науки. Формат очень легкий: лекция может длиться час или два, сколько угодно. Правил нет. Как лектору хочется, так и будет. Люди пьют чай, едят мороженое разных оригинальных сортов, слушают лекции, общаются. Никакого бюджета, никаких сложностей. Получается просто классная история живого общения умных людей друг с другом. Я считаю, что умный человек не тот, кто много знает, а тот, кто хочет знать.
- Почему в России по-прежнему мало ученых, которые систематически занимаются просветительской деятельностью?
— Действительно странно. Я считаю, ученому важно заниматься просвещением. Конечно, есть люди, которые боятся публичных выступлений, но это редкие случаи. Вообще, для самих ученых (не говоря уже об их слушателях) полезно рассказывать о своих исследованиях. Ученые производят новые знания для других людей. В Библии сказано: «И, зажегши свечу, не ставят ее под сосудом, но на подсвечнике, и светит всем в доме» (Мф 5:15).
— Великий учёный Ричард Филлипс Фейнман был замечательным популяризатором науки. Что вы думаете о его нестандартном способе просто и эффективно объяснять сложные явления? А вы можете объяснить суть своей работы маленькому ребёнку?
— Учёный должен быть в состоянии объяснить понятным языком, чем он занимается. Для этого надо просто самому хорошо понимать, что ты делаешь. Слушать лекции Фейнмана для его студентов наверняка было особым наслаждением, а вот читать их в бумажном варианте мне не нравится, поскольку прямой перенос на бумагу устной речи с обильными объяснениями и примерами создаёт впечатление перемалывания воды в ступе. Мне больше нравится строгий и содержательный язык курса Ландау и Лифшица, их стиль изложения более компактен и насыщен, каждая фраза идеально выверена.
У меня четверо детей, которые постоянно спрашивают, чем я занимаюсь. Стараюсь рассказывать максимально понятно, но маленькому ребёнку какие-то вещи я могу объяснить легко, а какие-то нет. Например, маленькому ребёнку трудно объяснить, что такое атом. А вообще читать научно-популярные лекции студентам, аспирантам и школьникам я привык, однажды у дочки в детском саду читал лекцию.
— Нобелевский лауреат Дадли Роберт Хершбах рассказал нам недавно, что в Гарварде и других американских институтах есть специальные центры, где методисты обучают преподавателей и исследователей доступно рассказывать о своей работе. Нужны ли подобные структуры в наших институтах?
— Такие центры нам нужны, но для этого люди также должны сами захотеть научиться говорить понятно. В некоторых культурах, например в нашей и в немецкой, считается, что учёный должен говорить сухо, выверенным книжным языком. Я же считаю, что мы говорим и пишем для того, чтобы быть понятыми.
— Как работает ваш метод предсказания кристаллических структур USPEX?
— У науки две основные цели — предсказывать и объяснять. Мой метод позволяет предсказывать структуру вещества - это особенно полезно в экстремальных условиях, где эксперименты делать тяжело и дорого, а также предвидеть, предсказывать новые материалы до того, как они будут получены. Первая версия метода USPEX была создана мною и моими учениками в Швейцарии в 2005 году. Затем я развивал его много лет в Америке, а теперь делаю это в России. Мы хотим, чтобы USPEX работал максимально быстро, и был применим к максимально широкому числу задач.
— Вы говорили, что некоторые вещества под воздействием давления изменяют свою структуру и превращаются в мощную взрывчатку. Не приведёт ли ваша работа к созданию ещё более мощного оружия, чем есть у человечества сейчас?
— Жизнь, скорее, может исчезнуть из-за появления каких-то опасных инфекций. Не существует материала, который может уничтожить жизнь на Земле вследствие гигантского взрыва — не тот масштаб энергии. Сегодня самая большая энергия связана с термоядерным синтезом элементов, но даже она не способна уничтожить нашу планету. А если говорить более широко о возможности применения науки для создания оружия, то надо помнить, что любой прорыв фундаментальной науки рано или поздно приведёт к прорывам в технологиях, которые могут быть применены человечеством как во благо, так и во вред. Вряд ли жизнь человека станет лучше, если мы попытаемся остановить прогресс, в котором я вижу больше добра, чем зла. Но зло, связанное с дефектами человеческой морали, неистребимо, к сожалению.
— Вера в Бога и наука, насколько они совместимы? Вы религиозный человек?
— Я человек верующий, но когда-то был атеистом. У разных людей разный опыт, который приводит их к тем или иным выводам о жизни, о мире. Можно быть верующим и заниматься наукой — тут никакого противоречия нет. Наука и религия изучают мир и человека, но в ортогональных направлениях. Наука изучает материальный мир, а религия — мир духовный, который не подлежит научному исследованию.
- Вы верующий человек и не скрываете своего отношения к религии. А как коллеги-ученые относятся к этому?
— Верующих ученых гораздо больше, чем вы думаете. А в истории науки верующих ученых было абсолютное большинство. Но быстрый научный прогресс может приводить к иллюзии того, что наука может все, и раз Бог не поддается научному изучению, то его нет. Как правило, наиболее активная область науки — самая «атеистичная». Лет 80 назад так было с физиками. Сейчас главные атеисты — биологи. Потом это проходит, как детская болезнь, и люди понимают, что на самом деле знают очень мало.
- Что скажете про гадалок, экстрасенсов, астрологов?
— Нет никаких причин верить в астрологию, это просто суеверие, лженаука. А колдовство и ясновидение меня вообще не интересуют. Потому не знаю, существуют они или нет.
- Как вы относитесь к креационистам?
— Те, кто считает, что бородатый дяденька волшебной палочкой взмахнул, и вся Вселенная появилась за семь дней, ошибаются. Тут науке есть что сказать, ведь изучением материального мира она как раз и занимается. Вселенная возникла 13,8 млрд лет назад в результате Большого Взрыва. Кстати, эту теорию предложил великий физик, бельгийский священник Жорж Анри Леметр. Бог создал законы, по которым мир развивается и пришел к нынешнему состоянию, с разумной жизнью и таким странным существом, как человек. Библия — не учебник физики или астрономии, она о другом: как и для чего жить.
- Что вы подразумеваете, когда говорите «бог»?
— Я не теолог и не философ, отвечу в меру своего ограниченного понимания. Бог не дядечка с бородой. Бог — это дух, сверхразум, создавший мир. Сам он не имеет начала, его никто не создавал. Но его след каждый из нас несет в себе в виде разума и совести.
- Возможно ли предположить механизм появления этого духа?
— Нет, это вне материального мира. Потому глупо изучать религию научными методами. Меня нельзя обвинить в том, что я преуменьшаю значение науки, но даже я скажу вам, что главное в жизни любого вменяемого человека — нематериальное. Душа, мечта, идеалы. Ни одно из этих понятий не является предметом изучения науки. Те, кто пытается использовать научный метод как универсальное средство для всех ситуаций, допускают такую же элементарную ошибку, как и те, кто использует Библию как учебник физики или астрономии. Ее не для этого писали, равно как и науку создавали не для изучения души. Даже между разными научными дисциплинами — возьмем точные и гуманитарные науки — резко различаются методы исследования и доказательства. Наука не является универсальным средством на все случаи жизни. Молоток не лучший инструмент, если вам нужно починить кран.
– В 2019 году отмечалось 150-летие Периодической таблицы химических элементов. Её открыл наш великий соотечественник, а теперь российские учёные расширяют её, синтезируя новые элементы. И Юрия Оганесяна, под чьим руководством ведутся эти работы в Дубне, называют одним из главных претендентов на Нобелевскую премию.
– Юрию Цолаковичу эту премию спокойно можно было давать ещё 20 лет назад. Он уже тогда её заслужил, а с его последними открытиями заслуживает вдвойне. Академик Оганесян разработал методы синтеза сверхтяжёлых элементов, благодаря которым таблица Менделеева существенно расширилась. Именно его работы впервые помогли достичь предсказанного ранее «острова стабильности» на карте изотопов. Но должен сказать, что Оганесян уже отмечен наградой куда более важной, чем Нобелевская премия. В его честь назван 118-й элемент таблицы Менделеева. Нобелевских премий даны уже тысячи, а вот учёных, именем которых ещё при их жизни названы химические элементы, всего двое. Это американец Гленн Сиборг (в его честь назвали сиборгий) и наш Оганесян (элемент оганесон).
– Как думаете, почему в России так пристально следят за Нобелевкой?
– Во-первых, у нас очень переживают за своих учёных. Даже если они уже не совсем «свои». Когда в 2010 г. дали премию Гейму и Новосёлову за графен, все в России очень обрадовались. Хотя оба учёных на тот момент давно жили и работали в Западной Европе, они всё равно наши соотечественники.
Во-вторых, посмотрите, сколько научно-популярных лекториев сейчас работает в России, сколько тематических сайтов, какая у них большая аудитория! В США такого нет. Я знал только один лекторий в Нью-Йорке, его вёл нобелевский лауреат Роалд Хоффман. И тот закрылся, потому что в кафе, где он располагался, подняли арендную плату.
— Что такое искусственный интеллект сегодня, с вашей точки зрения как ученого?
— Обычно говорят про искусственный интеллект двух типов, сильный ИИ и слабый ИИ. Сильный ИИ, это то, чего не существует на сегодняшний день, это ИИ, который мог бы выполнять самые разнообразные задания, примерно как человек. И на гитаре поиграть, и в магазин сходить, и на философские темы поболтать. Такого ИИ на сегодняшний день не существует, и в ближайшем будущем его не будет, потому что сегодня совершенно непонятно, как такой ИИ создать. Существующий ИИ — это так называемый слабый ИИ, хотя слово «слабый» не должно принижать его роли. Например, с ним мы сталкиваемся в поисковиках, таких, как «Гугл», в программах распознавания речи и лиц, распознавания текста. ИИ — это голосовой помощник Алиса, запущенный «Яндексом». Да, этот собеседник еще далеко не человек, но Алиса уже даже шутить умеет... ИИ включает в себя математические методы обработки больших данных, которые могут быть использованы для решения гигантского диапазона задач, еще недавно считавшихся нерешаемыми. Например, с помощью ИИ уже очень скоро люди смогут читать мысли. Для этого просто-напросто надо использовать способность ИИ анализировать базу данных, пытаясь связать нужное вам свойство с какими-то наблюдаемыми признаками. Иначе говоря, связывать легко определяемые свойства с трудно определяемыми. Самый простой пример ИИ — определение возраста человека. Каждый из нас умеет это делать, и это показывает принцип работы ИИ. Ребенок еще с младенчества видит вокруг себя людей, возраст которых ему точно известен. Это данные, которые его мозг накапливает и анализирует. Возраст каждого человека, помимо нашей воли, ассоциируется с рядом признаков, в математике бы сказали — с вектором признаков, — такими как седина, морщины, состояние кожи, голос и т. д. Вот из этого вектора признаков мозг «на автомате» создает некую корреляцию, очень сложную математическую функцию, и, увидев незнакомого человека, мы уже можем приблизительно оценить его возраст по этим признакам. Мозг не умеет писать математические формулы, но создает модель, которая, по сути, является математической, и из всех этих признаков формирует ответ. Эти ответы никогда не будут идеально точными, но чем больше у вас данных, тем более точен ответ. Так же можно научить ИИ читать мысли. Если анализировать мимику, жесты, положение тела, движение глаз человека и точно знать, о чем он в данный момент думает, можно составить некую базу данных. Спектр признаков будет довольно большой, много разных составляющих, ведь мысль — сложная субстанция. Но ничего нерешаемого тут нет, хотя, конечно, речь о каких-то базовых эмоциональных реакциях. То есть мысли можно будет читать в их общем смысле, а не дословно. Но только представьте: вы идете по улице, а на вас смотрит камера и уже знает, как вас зовут. Она не только сможет распознать лицо и поднять все данные о вас — она будет знать, о чем вы думаете... Но чтение мыслей — это вопрос будущего, а есть множество других важнейших задач, с которыми уже совершенно спокойно справляется ИИ. Например, предсказание свойств материалов — это то, чем я занимаюсь. Вы еще не синтезировали материал и вообще о нем ничего не знаете, но ИИ может вам подсказать: у этого материала будет твердость такая-то, а этот материал будет сверхпроводником, а тот — хорошим магнитом.
Помимо методов машинного обучения — так по-научному называется то, о чем я говорил до сих пор, — существуют и другие типы ИИ: например, разные самообучающиеся оптимизационные алгоритмы, в особенности эволюционные алгоритмы. Это когда вы ищете наилучшее решение задачи, не зная про него ничего, и генерируете одно возможное решение, второе, третье, пятое, десятое, просчитываете эти решения, отбраковывая худшие, а из лучших пытаетесь сделать новое. Это подражание эволюционному отбору в популяции живых организмов. Тем, которые слабые, не разрешено производить потомство, а те, которые приспособлены, создадут потомство и передадут ему часть своих признаков, смогут мутировать, скрещиваться, и, поколение за поколением, популяция будет производить все более совершенные решения. Алгоритмами подобного рода можно решать очень сложные задачи, это тоже ИИ. Вообще, ИИ определяется как программа или прибор, который с помощью самообучения максимизирует шансы на успех, максимизирует свои собственные шансы достичь успеха на следующем шаге.
— На ваш взгляд, может ли ИИ представлять опасность для человека, хотя бы тем, что человек станет в конце концов невостребованным?
— ИИ — действительно, очень мощный и очень опасный инструмент, даже в том виде, в каком мы имеем его сегодня, — так называемый слабый ИИ. Некоторые его уже существующие способности не всегда нам понравятся. Я уже сказал про чтение мыслей. Вы бы очень хотели, чтобы ваши мысли считывали камеры на улице? Я — нет, мысли — это мое частное пространство, важно, чтобы оно таким и оставалось. Но человек — гибкое существо, может приспособиться к этому... Вот мы говорили, что человек считывает возраст, но уже многие женщины научились эффективно бороться с этим. Именно опираясь на то, что есть несколько признаков, по которым человек при взгляде на женщину определяет ее возраст. Убираются именно эти несколько признаков. Точно так же и выражение лица можно натренировать. Или, мне рассказывали, сегодняшнюю камеру распознавания лиц можно ввести в заблуждение, просто прикрепив к одежде отвлекающую деталь... Конечно, потом программа «догонит», эти способы не будут уже работать, но человек придумает еще что-то. Да, вы совершенно правильно сказали, что многие профессии станут невостребованными. Например, профессия таксиста, вероятно, исчезнет, потому что машина с ИИ уже не будет нуждаться в водителе, в Сколкове уже такие ездят. В России законодательство в этой области идет впереди других стран, у нас уже разрешили беспилотным автомобилям ездить по улицам городов, пока только в Москве и Казани. Однако никто не хочет рисковать, и специалисты продолжают отрабатывать программное обеспечение, чтобы не было никаких шансов на осечку. Это важно, потому что, если будет осечка, может быть такой откат назад, что надолго вообще запретят беспилотный транспорт. ИИ рано или поздно начнет помогать докторам ставить диагнозы, прописывать лечение. И хотя, думаю, никогда не заменит хорошего врача, врача от Бога, но плохого из профессии уберет, или, во всяком случае, плохой врач не будет так безбожно ошибаться, потому что ИИ подскажет: не та это болезнь, другая... Думаю, что ИИ может сыграть большую роль в экономических прогнозах, уже сейчас он используется для предсказания биржевых курсов. Экономическое планирование будет опираться на ИИ очень сильно. Даже какие-то функции правительств и политиков ИИ сможет перехватить...
— Например?
— Начинать или не начинать войну, когда начинать профилактику эпидемии, поддерживать или не поддерживать курс национальной валюты. ИИ наверняка будет использован на каком-то этапе развития человечества для того, чтобы прогнозировать последствия решения, которое вы принимаете, и оптимизировать его. Например, просчитать, что, если вы сегодня не поддержите курс рубля, через столько-то дней начнется гиперинфляция. Почему? Потому что нечто похожее происходило в Аргентине 20 лет назад. ИИ выстраивает такие корреляции...Или, наоборот, может быть, лучше опустить курс рубля, потому что у тех, кто опускал раньше, но не слишком сильно, это привело к стимулированию промышленного производства. Вот такого рода решения, которые люди принимают иногда просто на основе внутреннего ощущения, ИИ выбирает, руководствуясь четкими статистическими и математическими алгоритмами.
— Но ведь это упирается в то, какого рода данные заложены для анализа. Всегда же есть человеческий фактор. И получается, что если считать просто статистически, то надо вот так, но если учитывать психологию и возможные реакции людей, то уже по-другому.
— Это ИИ тоже может учесть. На самом деле все упирается именно в полноту данных и «вектора признаков». Если вы оперируете неполными или непроверенными данными, то ИИ может дать ошибочный ответ. Но если вы работаете с достаточно репрезентативным набором данных и грамотно составленными алгоритмами, в принципе, все должно быть хорошо.
— Получается, человек будет тем, кто оценивает, достаточно ли этих данных?
— Конечно! Человека вы никогда не сможете вывести за скобки, он всегда будет частью этого процесса. ИИ, во всяком случае слабый ИИ, без человека не существует. В случае с сильным ИИ, это, конечно, все может выглядеть несколько иначе. Но сильного ИИ, насколько я понимаю, в ближайшем будущем не предвидится.
— Ближайшее будущее — это как?
— Пять — десять лет точно ничего такого не будет. Возможно, сильный ИИ вообще никогда не появится. Тем не менее, даже то, что есть, грозит человечеству большими потрясениями. Сейчас без работы остается огромное количество людей. В Японии это острая проблема — люди, которых уволили с полностью роботизированных заводов. Но я считаю, что эти потрясения несут больше позитивного, чем негативного, так было всегда при резкой смене технологического уклада.
— Часто говорят, что появление ИИ создаст нам множество этических проблем.
— Все этические проблемы стары как мир и сводятся к десяти заповедям, поэтому ничего нового тут нет, есть новые обстоятельства. Заповедь «не убий» надо применять не только к камню, как орудию Каина в убийстве Авеля, но и к разным способам убийства, которые, к сожалению, дает нам наука. Есть масса этических моментов, связанных с вторжением человека в суть самой жизни. Вот мы, к примеру, видим, как китайский доктор отредактировал ДНК новорожденных, желая модифицировать их геном так, чтобы они стали резистентны к СПИДу. Во что это выльется, никто не знает. Может быть, эти дети будут гораздо более здоровыми, более способными. А может быть, и мне почему-то кажется, что именно так и случится, они что-то потеряли в результате этого генетического редактирования. Когда мы вторгаемся в вещи, которые плохо понимаем, это неэтично уже по определению.
— Я, скорее, имела в виду проблемы взаимоотношений человека с сильным ИИ. Если ИИ будет обладать каким-то сознанием, как к нему относиться? Мы можем с ним поступать как с неодушевленным предметом? ИИ — это все таки программа, то есть любой уровень развития ее сознания не делает ее одушевленной.
— Может, через пару тысяч лет представители сильного ИИ, читая это интервью, посмеются: какие варвары жили в XXI веке, они не считали нас равными людям... Всякое может случиться. Но сегодня мне кажется, что программа, какая бы умная она ни была, это всего лишь программа, все равно как глиняный горшок, созданный человеком, — человек его создал, человек может и разбить.
— То есть никаких угрызений совести, это всего лишь железка?
— Мы познаем жизнь и других через опыт, а опыта общения с сильным ИИ нет ни у кого. Если я встречу гуманоида, у которого будет операционная система, основанная на сильном ИИ, и этот гуманоид окажется отличным товарищем, наверное, я проникнусь и буду считать его равным. Но у меня такой встречи пока не было, среди моих друзей нет ни одного ИИ, поэтому мне трудно представить такую ситуацию. Еще раз: мы в жизни исходим из своего личного опыта, кстати, опыт — это синоним слова «данные», поэтому когда мы познаем мир, тренируем свою модель мира опытом, то есть данными. Как западные люди пришли к пониманию того, что чернокожие — это точно такие же люди, как они? Очень просто: у кого-то был друг чернокожий, он знал, что тот тоже чувствует боль, умеет любить, знает, что такое хорошо и что такое плохо... Например, когда я в раннем детстве впервые влюбился, это была чернокожая девочка из соседнего подъезда. Ее мама была украинка, а папа чернокожий из Сьерра-Леоне. Или, например, первый друг в моей жизни был наполовину арабом, наполовину русским (я его, кстати, ищу все эти годы, потому что, когда нам было по 6 лет, он вернулся в Судан к отцу и с тех пор мы не виделись). В силу моего опыта для меня никогда не стоял вопрос о равенстве всех людей, для меня это было всегда очевидно. Но у нас нет никакого опыта общения с сильным ИИ, который бы указывал, как к нему относиться. Когда я увижу сильный ИИ страдающим, любящим, умеющим дружить, сопереживать, тогда я скажу: буду с ним дружить и защищать его от нападок, а до тех пор для меня это всего лишь программа, которую, если можно создать, то можно и стереть.
— Как, с вашей точки зрения, отнесся бы Бог к появлению такого существа, как сильный ИИ?
— Это надо у Бога, конечно, спросить. Но я склоняюсь к тому, что Ему это, скорее всего, могло бы понравиться. Ведь Бог сотворил человека по Своему образу и подобию, а это означает, что и мы творцы, и в нас заложен очень сильный творческий инстинкт. Мы говорим о таких ключевых человеческих инстинктах, как самосохранение, размножение, что-то еще, но при этом часто забываем об инстинкте творчества. Это очень важный инстинкт, который присутствует в каждом, даже, казалось бы, самом нетворческом человеке. Я однажды прочитал в книжке по психологии мысль, которая сильно поменяла мое отношение к миру. Психологи как-то задумались, почему среди заключенных крайне велик процент людей, которые занимаются членовредительством — отрезают себе пальцы, уши и т. д. Знаете почему? У человека есть инстинкт менять мир вокруг себя, он без этого существовать не может. Когда люди находятся в тюрьме, у них нет возможности ничего поменять, кроме собственного тела. Оттуда членовредительство и, вероятно, татуировки. И это тот самый творческий инстинкт. Мы меняем мир вокруг себя, в этом наша суть. Если человеку запретить менять мир, он умрет, сойдет с ума, самоуничтожится. Поэтому, когда человек творит что-то настолько потрясающее, как ИИ, Богу это вполне может понравиться. Но в любом случае последствия будут глобальными. Легкомысленно я бы тут точно не принимал решений. Как вот в случае с тем китайским доктором, который был уверен, что делает девочкам резистентность к СПИДу, а оказалось, что сделал нечто другое. Помните песню Пугачевой «сделать хотел утюг, слон получился вдруг»? А что, если эти девочки вырастут больными благодаря ему? Большая часть генома человека, как мы сегодня считаем, не кодирует ничего, но, скорее всего, мы неправильно считаем. Да, я думаю, что когда-нибудь люди одобрят редактирование человеческого генома, точно так же, как произошло с ЭКО. Но, во-первых, это произойдет, когда мы по-настоящему будем понимать собственный геном, а во-вторых, когда придем в этом вопросе к общему знаменателю. Такие вещи нельзя решать в одиночку. Научное сообщество, даже шире — вообще человеческое общество, должно решить, взвесить все за и против. Сейчас, вероятно, перевешивает «против», потому что мы вторгаемся в область, которую до конца не понимаем, а лет через двадцать, возможно, это будет нормально. Посмотрим. Человек, будучи творческим существом, не может не менять мир вокруг себя. Но сейчас он подошел к такой стадии, когда начинает менять и себя, причем в смысле изменения своей «прошивки», своей «операционной системы», ДНК.
Подготовил Юрий Цатурян
Источник: yerkramas.org