Университеты и предприниматели должны получить право распоряжаться патентами на свои разработки: тогда ученые станут более сознательными в вопросах патентования, а учреждения научатся работать с потенциальными инвесторами, считает директор центра интеллектуальной собственности «Сколково» Виталий Кастальский.


Он рассказал «Газете.Ru», что патентный центр Сколково будет оказывать помощь инноваторам со всей России.

  

— Какова, на ваш взгляд, ситуация с защитой интеллектуальной собственности в России?
— Скажу так: основная проблема в этой области лежит не в действующем законодательстве, а в том, что российская патентная система до сих пор развивается самодостаточно и замкнуто и не интегрирована в инновационную среду. Патенты выдаются, но оборот патентов и использование интеллектуальной собственности в целях инновационного развития развиты слабо. Корпорации, где системно поставлена работа по патентованию технических решений, можно пересчитать по пальцам. В основном наши корпорации ориентированы на российский рынок, количество международных заявок, подаваемых российскими заявителями, крайне низкое.

 

Само патентное законодательство у нас вполне корректно,

 

хотя это не значит, что его не нужно совершенствовать, оно всегда должно соответствовать уровню общественных отношений; но я не согласен с тем, что именно в действующем законодательстве скрыта причина того, что у нас слабая патентная активность, это не так.

 

— В чем же истинная причина?
— При всем моем глубочайшем уважении к российским ученым, к российской науке, у наших ученых, исследователей отсутствуют как таковые навыки патентования и коммерциализации разработок. В этом отличие большинства наших исследователей от их коллег за рубежом.

— Нужен ли России суд по интеллектуальной собственности, создание которого было недавно анонсировано на президентском совете по науке?
— Действительно, суд по интеллектуальной собственности начнет функционировать с февраля следующего года. Сколково может стать площадкой, на территории которой будет построено здание суда. Это специализированный суд в системе арбитражных судов. Инициатива его создания обусловлена тем, что споры по интеллектуальной собственности – достаточно специфическая область, и полезно было бы собрать в одном месте судей, которые бы ими занимались. Ведь у судей тоже есть специализация, и ненормальной является ситуация, когда сегодня судья рассматривает дело о разводе, а завтра – о нарушении патентных прав. А так как у нас в стране на данный момент незначительное количество споров по интеллектуальной собственности, по сравнению с Западной Европой и США, это приводит к тому, что в одном регионе страны судья может рассмотреть такой спор несколько раз в год, и это объективно влияет на качество судебных решений. Поэтому

 

концентрация судей в области интеллектуальной собственности в рамках одного суда – это достаточно рациональное решение.

   

— По опыту, в России можно запатентовать «двигатель на кукурузе для полета на Марс». Каким образом и кем определяется ценность предлагаемой к патентованию разработки?
— Что представляет собой патент? Патент – это сделка с государством. Я как изобретатель раскрываю государству суть созданного мною технического решения, а государство в обмен на это предоставляет мне монополию на его использование. Для чего придуманы патенты? Для того, чтобы общая «копилка знаний», технический уровень человечества постоянно росли. Законодательство (и это касается не только России) предъявляет определенные технические требования к тем решениям, которые могут быть запатентованы, то есть которым может быть предоставлена правовая охрана. Эти решения должны быть новыми, иметь изобретательский уровень и быть промышленно применимыми. Я согласен, что есть проблема, связанная, скорее, с тем, что часть запатентованных технических решений представляет собой не какие-то значимые и прорывные технологии, а что-то достаточно простое – те же клики на экране. У меня нет технического образования, и я не могу комментировать, насколько это решение является значимым с точки зрения техники, но понятно, что это достаточно простое решение. Когда речь идет о достаточно простых решениях, это приводит только к большому количеству судебных споров. Недавно мне попалась любопытная статистика:

  

компания Apple ежегодно тратит на судебные споры больше, чем на весь R&D.

   

Другие цифры – суммы, которые уже были потрачены в мире корпорациями на споры по интеллектуальной собственности, уже превышают $20 млрд. В этой связи надо пересматривать подходы к обеспечению правовой охраны технических решений: возможно, повышать уровень и требования к патентуемым техническим решениям, чтобы выполнялась изначальная цель патентной охраны – обогащение человеческих знаний.

— Если я изобретатель, как мне защитить свою интеллектуальную собственность и кем определяется ценность моего изобретения?
Если вы изобретатель и создали на территории России подлежащее правовой охране техническое решение, вам нужно подготовить либо самостоятельно, либо с привлечением консультантов заявку на выдачу патента. Это формализованный документ, в котором вы должны описать свое изобретение, подготовить формулу изобретения, указать свои данные и опять же либо самостоятельно, либо через консультанта подготовить заявку в патентное ведомство. При этом изобретатели, создавшие изобретения на территории России, обязаны подать первую заявку на выдачу патента в российское патентное ведомство. Срок принятия решения о выдаче или об отказе в выдаче патента на изобретение в России сегодня составляет 12-14 месяцев. К слову, в США по статистике порядка 60% всех патентов выдаются за 3-4 года.

— Почему тогда в России патентная активность достаточно низкая?
— Нужно понимать, что патент – это не самоцель. Более того, в России, в отличие от тех же США, патентование относительно недорого. И если мы говорим о развитии зарубежного патентования, нужно очень четко понимать, зачем это нужно. Потому что патенты нужно поддерживать, платить деньги за то, чтобы они действовали. Соответственно, вы как патентообладатель должны быть заинтересованы в том, чтобы ваши патенты использовались, хотя бы с тем, чтобы окупать расходы на их содержание. Поэтому само по себе патентование – это лишь инструмент, который помогает выводить на рынок инновационные разработки. Но этим инструментом нужно умело пользоваться.

— Не секрет, что западные ученые гораздо более подкованы в вопросах интеллектуальной собственности, а их российские коллеги иногда оказываются «обманутыми», опубликовав в открытой прессе свои разработки?
— Для ученых очень важен индекс цитируемости: это то, как они котируются в научном мире, то, как оценивают университеты, за этим много всего стоит. И, к сожалению, именно наши ученые на конференциях, на публичных мероприятиях раскрывают содержание технических решений, которые они создают. Такая ситуация может привести к тому, что созданное автором изобретение может быть запатентовано на другое лицо, которое воспользовалось полученной от автора информацией. В этой связи

  

мы рекомендуем сначала подавать патентные заявки и только после этого выступать на конференциях, раскрывать сущность созданного технического решения.

  

— Но патентная заявка рассматривается больше года…
— Действительно, в этом узком моменте, признаю, наше законодательство недостаточно гибко. В США есть система предварительных патентных заявок, т.н. provisional patent applications. Суть в следующем: допустим, я ученый и завтра собираюсь выступить на конференции. Мне позвонили, я заказал билет, и у меня нет времени на патентные формальности. В США можно подать предварительную патентную заявку, к которой не предъявляется практически вообще никаких требований. С момента онлайн-подачи (например, перед конференцией) начинается срок в 12 месяцев, в течение которого вы должны подать полноценную заявку, испросив этот же приоритет, эту же первоначальную дату. Это очень удобная вещь, и многие ею пользуются. Стоит это всего 125 долларов. У нас, к сожалению, такого инструмента нет.

— Что же происходит у нас?
— Наши ученые, по-моему, от искренности хотят поделиться своими изобретениями с профессиональным сообществом, которое, зачастую, весьма прагматично, а не эмоционально смотрит на эти вопросы. Но, так или иначе,

  

я думаю, наши ученые со временем поймут, как себя правильно вести, и такое наивное поведение будет пересмотрено.

   

— Что нужно, чтобы изменить ситуацию?
— Это системный вопрос. Я не могу назвать некое мероприятие, после которого ситуация исправится. Наверное, нужно начинать с того, что именно университеты являются теми «раковинами», в которых могут появляться «жемчужины», и именно университетам нужно давать возможность чувствовать себя более самостоятельно в вопросах распоряжения интеллектуальной собственностью. Сейчас, к сожалению, наше законодательство построено так, что университеты не могут самостоятельно распоряжаться той интеллектуальной собственностью, которая создается при осуществлении ими исследовательской деятельности. Ситуацию эту попытались исправить, разрешив создавать на базе бюджетных и научных учреждений малые инновационные предприятия. Это лучше, чем ничего, но это не тот шаг, который нужно предпринять. США столкнулись с аналогичной проблемой в конце 80-х - начале 90-х годов прошлого века. Для ее решения был принят Закон Бая-Доула (Bayh-DoleAct), которым

  

университетам и предпринимателям разрешили патентовать на себя разработки, создаваемые на средства государственного финансирования. С этого в США началась история активной коммерциализации. 

  

— Какие изменения принесет такая самостоятельность?
— С ней приходит не только право принимать решения, но и отвечать за их последствия. Сейчас наши ученые знают, что от того, получат они патент или нет, ничего не изменится. Как только университеты поймут, что от их решения зависит будущее проектов, что исключительно они будут распоряжаться этими интеллектуальными правами, повысится и качество решений. Пройдя через этот процесс, наши исследователи станут такими же самостоятельными и грамотными, как и западные – их жизнь заставит это делать.

— Кто должен отвечать за патентную деятельность в университетах и институтах: ученый, лаборатория, администрация?
— Все, что связано с финансированием, - это самые больные темы. Проще всего было бы переложить все эти расходы на государство, но это нерационально. Я за то, чтобы рынок определял ценность той или иной разработки. Если государство начнет полностью оплачивать патентование за рубежом, в нашей стране это с необходимости приведет к валу заявок – ценных и не очень. У нас будет большое количество патентов за рубежом, которые будут стоить денег государственной казне и не будут работать. Однако если институт будет самостоятельно отвечать за этот процесс, он будет и более ответственным. Если разработка, действительно, интересная, то что мешает институту найти инвестора для ее патентования и поддержания патента с прицелом на будущее внедрение?

  

Да, это определенная культура: с инвестором нужно выстраивать отношения, этому нужно учиться.

  

— Но должен ли это делать ученый?
— Мы с вами говорим не про ученого, а про университет. Отдельный ученый, конечно, этого не может. Я выступаю за раздел сфер ответственности, сфер компетенции. В университетах должны быть подразделения, наподобие офисов по передаче технологий в американских университетах (TechnologyLicensingOffice) , которые и выполняют эти функции. Дальше нужно искать какие-то площадки, на которых можно представлять себя инвесторам. Проявление инвестором интереса к разработке косвенно будет подтверждать коммерческий потенциал такой разработки. Конечно, мы говорим не о фундаментальной науке, которая, без сомнения, должна финансироваться государством. В рамках прикладной науки такие рыночные модели, на мой взгляд, должны работать.

— Расскажите о центре интеллектуальной собственности Сколково и его возможностях.
— Нашими клиентами уже является достаточно большое количество резидентов фонда. Наш Центр предоставляет полный спектр услуг в области интеллектуальной собственности. Мы представляем их интересы не только в России, но и в Европе, и в США, у нас достаточная сеть партнеров. Причем мы помогаем не только в вопросах интеллектуальной собственности.

  

Мы первыми в России освоили такую услугу, как анализ и подготовка патентных ландшафтов.

  

Это необходимо для того, чтобы разработчики понимали ситуацию с патентной и исследовательской активностью по определенному направлению исследовательской деятельности. Из этого ландшафта видно, какие компании на протяжении последних 20 лет с какой интенсивностью уделяют внимание тем или иным вопросам, на территории каких стран они подают патентные заявки, по каким классам международной патентной классификации. И такого рода ландшафты получили интерес у потенциальных инвесторов, и с их помощью несколько наших клиентов уже получили соинвестиции к грантам Сколково. Мы стараемся максимально ориентироваться на международные стандарты, и поставщиком информационно-аналитических ресурсов для таких ландшафтов для нас является компания Thomson Reuters, a «законодателем моды» и партнером – компания Cambridge IP.

— Вы работаете только с резидентами фонда?
— Как Вы знаете,17 августа Дмитрий Медведев озвучил инициативу о создании на базе Сколково всероссийского патентного центра, что с необходимостью предполагает, что мы будем оказывать услуги и лицам, которые находятся за периметром Сколково.

  

Источник: gazeta.ru